Корабли и люди - Иван Георгиевич Святов

о немецком минном заграждении в штабе Балтийского флота знали ещё до выхода отряда прикрытия в море, но из-за безответственности некоторых штабных командиров, при наличии исчерпывающих данных о реальной обстановке наши корабли бездарно послали на вражеское минное заграждение – на смерть.

Поэтому вряд ли адмирал Юрий Александрович Пантелеев прав в своих мемуарах, появившихся в 1965 году, о первых днях войны, говоря, что «у нас создалось впечатление, что Генеральный штаб плохо представлял себе обстановку на фронтах». Оказывается, представлял…

Теперь задумываюсь: можно ли было избежать потери двух кораблей, тяжёлого повреждения крейсера, гибели людей? Да, можно! Но не случилось… Истина же состоит в том, что в самые первые дни войны ошибки допускали многие, имели место и героические дела, были тяжёлые поражения, но в конце концов была великая победа. И сейчас уже нет никакой пользы в том, чтобы приукрашивать эти события, также как и сгущать краски.

После постановки крейсера в док, дня через два, когда «Стерегущий» пополнил все свои запасы, я был готов идти на нём в Таллин, где намеревался приступить к исполнению своих прямых обязанностей по должности начальника штаба ОЛСа. За несколько часов до назначенного выхода меня пригласил к себе командующий минной обороной Восточной части Финского залива, созданной по его инициативе, контр-адмирал Юрий Федорович Ралль.

Когда я к нему явился, он сказал:

– Иван Георгиевич, Вы собираетесь идти в Таллин? Не примете ли Вы попутно участие в минной постановке, которую я провожу в Нарвском заливе?

Я ответил, что охотно приму участие в постановке мин, если это не очень задержит «Стерегущий».

– Нет, нет, что Вы! Выход сегодня в 18.00.

– Хорошо, я согласен.

– Тогда дайте, пожалуйста, указание командиру «Стерегущего», чтобы он шёл на восточный рейд и принял с блокшива мины.

– Есть! Будет выполнено!

Я приказал по телефону Збрицкому принять мины, а сам разговорился с Юрием Фёдоровичем.

Дело в том, что он был начальником Военно-морского училища, когда я там учился на последнем курсе. Мы, курсанты, его очень любили. А ещё вчера он был начальником управления боевой подготовки Главного морского штаба, находившегося в Москве.

– Что же, Юрий Федорович, решили воевать на Балтике?

– Да, знаете ли, я всю Первую мировую войну провоевал на Балтийском флоте на тральщиках. Наплавал на минных полях 4000 миль, театр знаю отлично и в минном деле кое-что понимаю. Думаю, что здесь я принесу больше пользы, чем в Москве, сидя в канцелярии. Попросился у наркома послать меня на Балтику. Он согласился. Владимир Филиппович тоже согласился с моим предложением организовать минную оборону и поручил мне это дело.

– Что же, дело очень нужное, будем воевать, – подтвердил я и попросил разрешения отбыть на «Стерегущий». В 17.30 он уже стоял на Большом Кронштадском рейде, в полной готовности к выходу, загрузив на палубу девяносто мин.

Юрий Федорович на эсминце «Калинин» поднял сигнал «Буки», что означало приказ сняться с якоря, а затем сигнал «единица» – «следовать за мной». Головным шёл «Калинин» под флагом командующего минной обороной, а за ним два БТГЦ, тоже с минами, и концевым – «Стерегущий».

Соединение у Юрия Фёдоровича было не сплаванное, «Калинин» вышел в море первый раз после трёхлетнего капитального ремонта. Команда, слабо подготовленная, плохо обученная, особенно сигнальщики, совсем не годилась к плаванию в составе соединения, поэтому управление им происходило из рук вон плохо.

Ралль решил идти в Нарвский залив кратчайшим путём через мелководый, изобилующий камнями и банками, проход Хайлода. При подходе к нему оба тральщика потеряли тралы, зацепившись ими за камни. Я попросил разрешения идти головным и вести колонну.

Получив «добро», «Стерегущий» выкатился из строя кильватера влево, обогнал «Калинин» и оказался головным. Управление соединением стало более чётким. Мины поставили между Большим и Малым Тютерсами. Позднее минные заграждения в Нарвском заливе значительно усилили, и на них в 1943 году попало соединение немецких миноносцев, из которых три корабля подорвались и затонули.

Закончив минную постановку, «Стерегущий» получил разрешение на самостоятельное плавание, увеличил ход и прибрежным фарватером, которым прошёл «Максим Горький», направился в Таллин.

В Таллине находились крейсер «Киров», эскадренные миноносцы «Сметливый» и «Грозящий», на которых Дрозд только что пришёл из Рижского залива. Переход «Кирова» из Рижского залива заслуживает отдельного описания, так как он происходил в условиях чрезвычайно трудных, по мелководному Моонзундскому проливу. Для перехода «Кирова» пришлось специально углублять фарватер землечерпалками под непрерывными атаками самолётов противника.

30 июня наши войска оставили Ригу. Командующий флотом после подрыва «Горького» и «Гневного» решил провести «Киров» и все корабли и транспорты в Моонзундский пролив через пролив Вери-Курк (южный проход), но глубины фарватера были менее семи метров, так как в Первую мировую войну на фарватере, чтобы воспрепятствовать прорыву немецкого флота, затопили повреждённый линкор «Слава»[11] и груженный цементом транспорт «Циммерман».

В пролив Вери-Курк из Таллина направили караван землечерпалок и гидрографическую партию. Они под непрерывном воздействием авиации противника в течение трёх – пяти дней сумели прочистить обходной фарватер с глубинами порядка восьми с половиной метров. Ось фарватера была обвехована.

5–6 июня все корабли из Рижского залива были введены в Муховяйн. Командир крейсера «Киров» капитан 1 ранга Максим Георгиевич Сухоруков мастерски провёл его по оси фарватера.

С прибытием «Стерегущего» в Таллин я явился к Дрозду и доложил своему командиру о ходе боевых событий, в которых мне пришлось участвовать. Он, в свою очередь, поделился со мной своим опытом боевых действий в Рижском заливе в эти первые дни войны. Эсминцы под его командованием произвели несколько минных постановок в Ирбенском проливе при постоянных атаках немецкой авиации и торпедных катеров. 1 июля он на крейсере «Киров» с эсминцами перешёл из Рижского залива в Таллин. Я приступил к исполнению своих обязанностей начальника штаба ОЛСа.

Во время очередной минной постановки ночью 27 июня на Михайловской отмели эсминцы нашего отряда были атакованы истребителями и торпедными катерами. Одна из торпед попала в «Сторожевой» почти у ходового мостика. Корабль переломился пополам, и его оторванная по первое котельное отделение носовая часть вместе со всеми офицерами и экипажем в количестве восьмидесяти пяти человек в мгновение ока ушла под воду. Все погибли. Погиб и командир корабля капитан-лейтенант И. Ф. Ломакин, деятельный, храбрый, перспективный офицер, любимец команды.

Дрозд приказал тральщику «Фугас» и эсминцу «Энгельс» взять оставшуюся на плаву кормовую часть судна и отвести её в Куресари. Оттуда «Сторожевой» (или то, что от него осталось) сначала отбуксировали в Таллин, а затем в Кронштадт и в Ленинград. С конца октября 1942 и до мая 1943 года рабочие Балтийского завода и