Космос. Иллюстрированная история астрономии и космологии - Джон Норт

он сравнил выведенные орбиты, то неожиданно обнаружил: в трех случаях орбитальные плоскости располагались очень близко друг к другу – наклон каждой из них составлял примерно 18° к плоскости земной орбиты. Он обнаружил, что три кометы двигались в обратном направлении и достигали перигелия, располагающегося примерно на одной линии и приблизительно на одних и тех же расстояниях. Невозможно было представить, чтобы это оказалось случайным совпадением. Таков его путь к открытию периодического характера кометы Галлея. Позже он идентифицировал этот объект с яркими кометами 1305, 1380 и 1456 гг. Период порядка 76 лет позволил ему предсказать возвращение кометы в 1758 г. Заглянув в еще более глубокую историю, он добавил к этому списку появление той же кометы в 1066 г. Он был не очень уверен в этой датировке, которая, судя по всему, соответствовала более продолжительному периоду обращения, но объяснял этот факт весьма вероятным возмущением орбиты в результате воздействия массивных планет – таких, как Юпитер или Сатурн.

Поскольку кометы с давних пор ассоциировались с потерей величия и падением правителей, будет небезынтересно отметить, что комета Галлея, появившаяся в 1066 г., выступила в том числе и в таком своем качестве. То была (или по меньшей мере когда-то была) незабываемая дата в истории Англии, когда Вильгельм Нормандский увидел в упомянутой комете благоприятное предзнаменование для завоевания Англии. Эта ассоциация отражена на знаменитом гобелене из Байё (ил. 169). Такие традиции весьма живучи. На патриотических конвертах, посылаемых в армию Федерации, Авраам Линкольн значился как «Комета 1861 г.». В Италии многие считали комету 1861 г. знаком прихода конституционной монархии на смену старому деспотизму. Есть что-то загадочное в том, почему появление комет так волнует воображение представителей homo sapiens или по меньшей мере редакторов новостных отделов. Когда комета Галлея снова появилась в 1910 г., вся авторитетная мировая пресса без особого труда раздула самую настоящую кометоманию. Газета «Нью-Йорк Таймс» выступила с заявлением о необходимости мобилизации полицейских-резервистов, чтобы усмирить и рассеять толпу, испуганную воздушным шариком, испускающим пучки белого света. Газета с легким пренебрежением отнеслась к волнениям, прокатившимся по всему городу, хотя немедленно оговорилась, что наибольшая степень суеверного возбуждения наблюдалась в кварталах, населенных преимущественно приезжими. Можно найти множество историй, красноречиво повествующих о массовой панике: о бизнесмене, отказывавшемся подписывать контракт до тех пор, пока окончательно не выяснятся последствия появления кометы, о мужчине из Нью-Джерси, признавшемся в убийстве из страха перед кометой (видимо, он был приезжим), и о девочке из Монреаля, внезапно скончавшейся по той же самой причине. Низложенный султан Турции Абдул-Хамид в течение нескольких дней отказывался принимать пищу. Находчивые предприниматели продавали пилюли от кометы, а германская компания страховала людей на случай конца света. Век, в который жил Галлей, не отличался высокой организованностью. Комета Галлея вернулась в 1985–1986 гг., но на сей раз она не оправдала связанных с ней ожиданий, вызвав определенное разочарование. Уже случившиеся к этому времени высадки человека на Луну помогли приспустить завесу таинственности с небес.

ГАЛЛЕЙ И СОБСТВЕННОЕ ДВИЖЕНИЕ

Будучи практичным человеком, Галлей хорошо разбирался не только в кометах, но и в артиллерийских орудиях, таблицах аннуитета и достоинствах тонких линз. В 1676 г., в возрасте двадцати лет, он предпринял путешествие на остров Святой Елены, расположенный неподалеку от африканского побережья, для составления каталога южных звезд. В 1698–1700 гг., став капитаном взбунтовавшегося корабля, он провел его через Атлантику и, как мы уже видели, составил карту изменений магнитного склонения, что в итоге привело его к странной, но весьма незаурядной теории строения Земли. Ему было уже шестьдесят четыре года, когда он, наконец, сменил Флемстида на должности Королевского астронома, после чего сразу же дал ход программе наблюдений Солнца и Луны в течение восемнадцатилетнего цикла (и дожил до ее завершения).

До XVIII в. звезды считались (за редким исключением) неподвижными, во всяком случае друг относительно друга. Открытие Гиппархом прецессии требовало от изготовителей каталогов всего-навсего увеличивать все эклиптические долготы на определенную величину, которая зависела от даты. Каталог Птолемея, содержавший более тысячи звезд, периодически пересматривался таким незатейливым способом, и даже когда были составлены другие, не связанные с ним каталоги (такие, как каталоги Улугбека, Тихо Браге, Гевелия, Флемстида и других), астрономы всегда исходили из предпосылки об их внутренней неизменности. Такой феномен, как появление «новой звезды», способствовавший стремительному росту репутации Тихо, никак не повлиял на изменение этих представлений. Однако ситуация поменялась после того, как Галлей открыл, что по меньшей мере некоторые звезды движутся друг относительно друга. Этому способствовал его научный талант, подтвердивший по прошествии времени ряд его прозрений, оказавшихся столь же ценными, как и его достижения в области статистики. В работе, опубликованной в 1718 г., он привел объяснение того, как он осуществлял сравнение современных наблюдений с наблюдениями древних греков. Он изучал звездные каталоги, особенно каталог Птолемея, начиная примерно с 1710 г., и пришел к выводу, что ни прецессия, ни ошибки наблюдений не могут служить достаточным основанием для объяснения получающихся расхождений. Он был убежден: движение в направлении юга таких ярких звезд, как Альдебаран, Арктур и Сириус, можно считать доказанным, «собственное движение» есть в том числе и у более слабых звезд (видимое движение по небесной сфере в результате собственного действительного перемещения относительно Солнечной системы), и это бы проявлялось очевиднее, если бы звезды не находились от нас на таких больших расстояниях.

В 1738 г. это утверждение Галлея подтвердил Жак Кассини. В данном случае он сумел зарегистрировать смещение положения Арктура даже по сравнению с относительно недавними измерениями, произведенными в 1672 г. Жаном Рише в Кайенне, которые, безусловно, были более точны, чем соответствующие измерения Птолемея. Кассини утверждал, что, скорее всего, это действительно истинное собственное движение Арктура, а не следствие какого-либо эклиптического смещения, поскольку в нем не участвовала близко расположенная к нему слабая звезда. (Много лет спустя Кассини выказал недовольство в отношении Галлея, обнаружившего ошибку в его сообщении об измерении параллакса Сириуса.)

Открытие собственных движений звезд дало начало серьезному обсуждению дальнейших путей развития астрономии. Никакими более или менее прямыми методами зарегистрировать звездные параллаксы еще не удавалось, но наличие у звезд отличающихся собственных движений, если смотреть на них с Земли, по всей видимости, подтверждало догадки некоторых авторов конца XVI – начала XVII в., что звезды рассеяны по всему пространству; является ли это пространство конечным или бесконечным – это другой вопрос. Факт рассеяния, по всей видимости, подтверждался тем, что видимые движения были различны для разных звезд, при этом не важно, создавалась ли эта разница за счет движения Земли или за счет движения, присущего самим звездам. Высказывалась идея о движении только самой Солнечной системы, движущейся сквозь систему звезд, более или менее покоящихся друг относительно друга. Когда Джеймс Брэдли анонсировал в 1748 г. свое открытие нутации (см. ниже на с. 592), он высказал предположение, что пройдет много веков, прежде чем у нас появятся достаточно надежные свидетельства для выбора между этой гипотезой и ее альтернативами. И был неправ.

XVIII ВЕК

Если взглянуть на историю астрономии XVIII в. с точки зрения жителя конца XIX столетия, то, как писала Агнеса Кларк, «в целом ее развитие шло ровным, логически выверенным курсом». Кларк полагала, что эпоха Ньютона продолжалась почти ровно сто лет и закончилась в 1787 г., когда Лаплас объяснил Французской академии причину некоторых ускорений в движении Луны. Именно эта аномалия, а не динамика Ньютона, по версии Кларк,