Император Николай I - Александр Николаевич Боханов

В этот грот, как рассказывает легенда, святая Розалия, покровительница Палермо, бежала в день своей свадьбы. Она посвятила свою девственность Жениху Небесному и готова была потерять Трон, лишь бы сберечь душу. Статуя Святой стояла в гроте, вокруг нее приношения паломников, на ее шее был надет Мальтийский крест на черной ленте. Глядя на статую, я невольно подумала: обречена ли и я, как эта Святая, на девственность?

Это было 10 ноября, я никогда не забуду этого дня. Вечером, когда перед сном я раскрыла Евангелие, я натолкнулась на то место в послании святого Павла, которое всегда встречалось перед решительными моментами в моей жизни. Мое сердце забилось. И действительно, на следующий день Папа позвал меня к себе в необычный час. «Прочти, – сказал он мне и протянул несколько депеш, которые ему доставили из Риги, – прочти и не торопись с ответом; ты совершенно вольна в своем выборе; помолись сначала!»

Первая депеша была из Штутгарта и содержала запрос Короля Вюртембергского о том, может ли его сын представиться мне в Петербурге, Вене или Палермо, потому что он очень хотел бы познакомиться со мной. Вторая весть была от Меттерниха из Турина о том, что Императорский Дом снова заинтересован в сближении, если австро-русская женитьба сможет облегчить положение Римской Церкви в русских землях и если Император, как представитель Православной Церкви, согласен примириться с папой Римским. Папа протестовал против разговора о примирении, так как для него не существовало ни спора, ни конфликта между обеими Церквами. Ввиду возможности австро-русского брака он говорил только о желаемых дружественных отношениях между обеими Церквами. Встреча с папой Римским предусматривалась в ближайшие недели.

Событие, о котором я мечтала в течение семи лет, казалось осуществимым. Но тут впервые во мне поднялись сомнения. Я буду привязана к мужу, который, не имея прочного положения, целиком зависит от всесильного Меттерниха. Как странно, что я никогда не думала об этом прежде! Неожиданный запрос из Штутгарта поверг меня в недоумение. Но я недолго колебалась. Я подумала о Папа и его совете и предоставила все решить за меня Господу. Папа же я предложила назначить визит Вюртембергского кронпринца на январь, до тех пор будут закончены переговоры в Риме, и он сам сможет решить, который из обоих претендентов более приемлем для меня, а также и для него. Я снова почувствовала себя спокойной и счастливой и благодарила Господа, в руках Которого была теперь. Папа покинул нас в конце ноября, чтобы через Неаполь, Рим и Венецию возвратиться в Россию.

Пронизанные сиянием солнца дни следовали один за другим, такие светлые и легкие; часы пролетали за часами без однообразия, и ко всему этому – моральное и физическое самочувствие, вызывавшее радость бытия, согревавшее, как ласковый огонь. Однажды вечером на наш двор пришли два музыканта: один играл на флейте, другой ударял в тамбурин. Горничные, лакеи, повара и садовники сбежались отовсюду и начали под звуки этой музыки танцевать тарантеллу. Маленькая темнокудрая горбунья с желтым платком на плечах танцевала с таким же упоением, как самая красивая девушка. Музыкантов попросили к нам наверх, и мы тоже закружились в танце под звуки кастаньет; даже Апраксин[288] и старая княгиня Салтыкова[289] вспомнили грацию своих двадцати лет. Мы все кружили вокруг Мама, которая сидела посреди нас, счастливо улыбаясь.

Перед Рождеством пришло письмо от Папа из Венеции. Вюртембергский кронпринц представлялся ему там, и Папа писал: «Благородство его выдержки и манер мне нравится. Когда я ему сказал, что решение зависит не от меня, а от тебя одной, по его лицу пробежала радостная надежда».

Иными были вести из Вены под конец года. Сначала пришло короткое письмо от Адлерберга. «Все кончено», – писал он. Мне показалось в один момент, точно погасили семь лет моей жизни. Но когда после этого пришло подробное письмо с описанием визита Папа в Вену, в глубине моей души шевельнулось что-то похожее на благодарность. За пышными приемами, торжественными спектаклями и балами в честь Папа скрывалось не что иное, как отказ и боязливое ожидание грядущих мрачных событий.

Меттерних в разговорах с Папа производил впечатление собственной тени, его влияние ослабевало и опиралось только на былую славу его имени. В Венгрии – брожение, в Богемии вспыхивало стремление к независимости, положение Стефана там было далеко не прочным. Что бы случилось со мной, если бы я была женой Стефана, после катастрофы, когда он, скомпрометированный и преследуемый, должен был окончить свою жизнь в изгнании! Но еще менее приятным, чем все это, был разговор, который Папа имел с Императрицей-матерью Каролиной-Августой[290].

В своих апартаментах она подвела его к алтарю, сооруженному на месте кончины Императора Франца I, и начала говорить о гонениях, которым подвергается Римско-Католическая Церковь в России. С театральными жестами она спросила, видит ли Папа возможность изменить это положение. Папа возразил ей, попросив доказательств таких гонений. На это Императрица не смогла ему ответить и стала говорить о русских законах, которые были направлены против католичества. «Назовите мне их!» – сказал Папа. «Я не могу сейчас точно вспомнить, – ответила она и прибавила к этому вопрос: – Должна ли эрцгерцогиня, выходя за Великого князя, переменить свою веру?» – «Конечно нет», – был ответ Папа. Императрица чувствовала себя побежденной и попробовала занять более дружественные позиции. Но Папа был очень рассержен, тем более что в разговоре Императрица даже не упомянула обо мне.

Совершенно откровенно он сказал ей, что это она порвала с традициями, которые связывали покойного Императора с Русским Царствующим Домом. Папа доказал свою верность своим визитом в Вену и хотел это сделать перед глазами всей Европы, но сама Австрия оттолкнула его.

Он уехал, и все было кончено. Может быть, Папа реагировал слишком круто, не принимая во внимание трудное положение в Вене, но не было ли это перстом Провидения? Вена также была очень разочарована таким оборотом событий. Орлов слышал это от Лихтенштейна и Виндишгреца. Меня желали видеть невестой Стефана и видели в этом залог продолжения Священного союза.

Курьер со всеми этими новостями прибыл к нам незадолго до Нового года, когда я с Верой сидела за итальянским уроком. Мы горели желанием поскорее прочесть почту. Вера увидела между письмами письмо от своего брата, который должен был ей сообщить о князе Голицыне. Она любила его и несколько недель спустя стала его счастливой невестой – и все же мы довели урок до конца.