Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

полностью уничтоживший здание и заставивший турок отступить от соседней позиции на улице Шахбендер[1813]. Этот быстрый успех принес армянам облегчение и дал некоторую надежду. Ногалес, со своей стороны, отмечал, что «сопротивление армян было потрясающим… Каждый дом представлял собой крепость, которую приходилось отвоевывать отдельно». У него даже появилось ощущение, что армянам всегда удавалось отгадывать его намерения, поскольку позиции, которые он решал атаковать, всегда оборонялись значительными силами[1814].

По собственному признанию венесуэльского офицера, Джевдет был обескуражен «героическим сопротивлением Вана» (точное выражение Ногалеса), выдержавшим яростные атаки регулярных войск и чете, а также обрушившийся на город «огненный ливень». После пяти дней боев и далеко не малых людских потерь турецкие и курдские добровольцы были явно деморализованы. Их командир видел, что «по мере продления осады курды исчезали десятками, а к концу и сотнями»[1815]. Среди прочих предпринятых Джевдетом действий Ногалес отмечает его приказ обстрелять американскую миссию, и хотя сам вали заявлял, что обстрел произошел в результате ошибки, последующие события показали, что он имел твердое намерение ликвидировать «американских гяуров»[1816]. Джевдет также приказал обстрелять собор святых Петра и Павла, историческое здание в старом городе, имеющее «неоспоримую историческую ценность»[1817].

Безусловно, власти и армянская сторона прекратили всякие отношения в первые же дни после начала боевых действий. В Ване продолжал работать только один европейский дипломат — консульский представитель Италии Г. Сбордони. Прежде он был с Джевдетом в дружеских отношениях и поэтому 24 апреля решил обратиться к нему с просьбой о примирении сторон[1818]. Он заверил вали, что его единственной целью является желание восстановить мир и что он во время их недавних бесед уже привлекал внимание Его превосходительства вали к тому факту, что «достойные сожаления инциденты могли возникнуть вследствие неправильного отношения и отсутствия такта со стороны милиционных формирований», поскольку они в своих действиях «отступали от строгого выполнения приказов [Джевдета]». Заверив вали в своем полном доверии к нему в связи с его огромным опытом и выразив надежду на то, что он обязательно найдет «нужное решение», Сбордони добавил, что убежден в том, что его предложения «будут хорошо встречены в армянских кругах». Но при этом подчеркнул, что вряд ли армяне «в сложившейся обстановке» примут предложение о сдаче оружия «и безоговорочной капитуляции». «Если армяне взялись за оружие, — сказал итальянец вали, — значит, они уверены, что правительство, используя в качестве предлога воинскую повинность, намеревается уничтожить их всех до одного [и поэтому приняли решение] защищать свои семьи». «Пять пушечных ядер, — продолжил он жаловаться, — разбомбили наше консульство». Но это только материальный ущерб, и консул с радостью узнал, что вали приказал развернуть пушки в другом направлении. Наконец, выступая от имени американской и немецкой миссий, он заверил вали, что они не давали убежища «вооруженным лицам», а только женщинам, детям и больным, и нижайше просят его принять «меры по обеспечению их защиты»[1819].

В Айгестане к этому времени был создан Комитет по обороне, которому еще пришлось обустраивать семь тысяч беженцев, прибывших 25 апреля из сел Арджакской и Тимарской нахие и окрестных территорий. В первую очередь было необходимо накормить всех этих людей. Кроме того, комитету было нужно пополнить запасы боеприпасов, поэтому были наскоро устроены мастерские по производству патронов, пороха (под руководством специалиста-химика) и оружия. Даже кузницу переоборудовали в пушечное производство. И хотя эта затея носила чисто символический характер, она, возможно, сыграла свою роль для поддержания морального духа населения, пожертвовавшего своими медными кастрюлями и сковородами, чтобы переплавить их в «армянскую пушку», которая обстреляла 4 мая казармы Хаджибекир, правда, без особого эффекта[1820]. Кроме стрельбы из этой созданной с такими трудностями пушки, в сердцах людей, включая Ногалеса, остался еще один ратный подвиг: 28 апреля армяне прорыли туннель и взорвали казармы Решадие, где разместился со своими чете печально известный каймакам Беркри, о злодеяниях которого в районе Беркри мы уже говорили[1821]. В ответ на эти действия Джевдет приказал черкесу Ахмеду и его чете напасть на села в окрестностях Вана и уничтожить еще оставшихся там женщин и детей. По свидетельству Ногалеса этот отряд так зверствовал, что Джевдет почувствовал необходимость хорошенько «отчитать» майора Ахмеда («искренне или нет») за совершенные им ужасы[1822].

В начале мая, когда с фронта стали покупать тревожные для турок новости и курдские чете и турецкие добровольцы начали покидать город, Джевдет предпринял последний маневр: он сказал Ногалесу, что только что подписал «амнистию» с армянской стороной[1823]. Положение армян тоже было критическим: к этому времени город заполнили пятнадцать тысяч беженцев из сельских районов Ванского санджака[1824]. Именно по этой причине армяне согласились обсуждать условия «амнистии», хотя понимали, что это просто еще одна уловка вали. Джевдет, со своей стороны, 3 мая приказал прекратить огонь во всех зонах боевых действий[1825]. Имеет смысл подробнее рассмотреть письменное предложение, которое он направил армянской стороне, поскольку оно хорошо отображает ход его мыслей и используемые им способы дезинформации. Сохранив обличительный тон, вали пожаловался на армянский «мятеж», который спровоцировал кровавую бойню. «Район Арджак и часть района Тимар были наказаны по заслугам», — продолжал он, пытаясь таким образом создать впечатление, что массовые убийства в этом регионе были ответными мерами, хотя на самом деле все произошло 19 апреля, т. е. до того, как армянское население Вана окопалось в своих кварталах. При этом он принял великодушную позу, объявив, что предоставляет «беженцам на острове Лим и в Тимаре передышку». Он обещал, что в случае их подчинения «женщинам и детям не будет причинено никакого вреда», хотя сам прекрасно знал, что двенадцать тысяч беженцев на острове Лим были обречены на гибель из-за отсутствия еды[1826]. Затем он вновь обратился к «мятежу» в Ване, пускаясь в рассуждения, оправдывающие его действия и представляющие их законными мерами. Сначала он вопреки всякой логике утверждал, что отдал приказ не отвечать на «огонь повстанцев», но когда стало очевидным, что «эти глупцы продолжают палить под звуки труб и барабанов», он «отдал приказ ответить на огонь». Иными словами, нападение на Айгестан 20 апреля было ответным ударом. Продолжая в том же духе, вали обвинил армян в том, что они «открыли огонь по охране» и застрелили «нескольких полицейских и прохожих», не оставив ему иного выбора, кроме применения пушек. Чтобы обосновать свое утверждение об агрессивности армян, он добавил: «Я знаю, что в городе сейчас много сельских жителей, которые, я в этом убежден, хотят взять крепость». И это