Проклятый Лекарь. Том 7 - Виктор Молотов

— Доктор Пирогов! Святослав! Подожди, умоляю!

Я обернулся на крик. По коридору ко мне несся — именно несся, как скаковая лошадь на финишной прямой — барон Михаил Долгоруков.

Долгоруков выглядел как человек, выигравший главный приз в лотерею, получивший повышение и узнавший о рождении наследника одновременно. Его фигура излучала такое счастье, что казалось, воздух вокруг искрится.

Лицо сияло, глаза горели восторгом, руки были раскинуты для объятий.

— Святослав Пирогов! Мой спаситель! Мой гений! Мой ангел-хранитель! — кричал он.

Не успел я что-либо сказать или сделать шаг в сторону, как аристократ обрушился на меня подобно лавине. Подхватил под руки, приподнял над полом.

— Вы гений! Абсолютный, непревзойденный, невероятный гений! — восклицал он, не обращая внимания на ошарашенные взгляды проходящих мимо медсестер.

Молоденькая практикантка выронила поднос с лекарствами. Пожилая медсестра Клавдия Петровна перекрестилась. Санитар замер с ведром и шваброй, забыв закрыть рот.

— Барон, — попытался я сохранить остатки достоинства, — поставь меня на пол. Люди смотрят. И у меня начинает кружиться голова от вращения.

— Ах да, прости, прости! — он аккуратно опустил меня на пол, но продолжал держать за плечи, как будто боялся, что я испарюсь. — Я просто не могу сдержать эмоций! Не могу! Это чудо! Настоящее чудо!

— Что именно является чудом? — спросил я, отряхивая помятый халат.

— Ваш план! Ваш гениальный, дьявольски хитрый, потрясающий план!

— Какой именно план? Я даю много советов.

— Про паралич! Про банкротство! Про… ну, вы поняли! — он подмигнул мне. — Я должен вам все рассказать! Каждую деталь! Садитесь!

Барон потащил меня к кожаному диванчику у окна.

— Итак, — начал он, сияя, как начищенный самовар. — Помните, как мы оставили Екатерину и Александру у моей постели? Они были уверены, что я парализованный, нищий импотент.

— Это я помню, — кивнул я. — И что было дальше?

— Так вот, они устроили соревнование! Кто будет лучше обо мне заботиться! Екатерина приносила домашний борщ и кормила меня с ложечки. Александра пекла вишневые пироги и читала мне вслух стихи! Они спорили, кто лучше будет менять мне памперсы, которых, слава богу, не было! Три дня, Святослав! Три дня я был самым беспомощным и самым обласканным мужчиной в Империи!

— Звучит утомительно.

— Еще как! Но на третий день я… я забылся. Понимаете? Просто забыл, что я парализован! Александра ставила на столик вазу с цветами, она начала падать, и я… я вскочил с кровати, чтобы ее поймать!

— Неосторожно, — заметил я.

— Катастрофически! — воскликнул барон. — Они замерли. Обе. Смотрят на вазу в моих руках, потом на мои ноги, потом на меня. И в их глазах… Святослав, я думал, они меня убьют. Не метафорически. Я видел, как Екатерина сжимает в руке ложку для борща как боевой топор.

— И что было дальше?

— Они заперли дверь палаты и устроили мне допрос! С пристрастием! Я был между двух огней. И тут я, от полного отчаяния, ляпнул… «Дамы, я не мог выбрать… потому что люблю вас обеих!»

— Смелый ход, — оценил я.

— Отчаянный! — поправил барон. — Я думал, это конец. Но они переглянулись… и начали смеяться! Хохотать! До слез! А потом выяснилось невероятное! Они знакомы с детства! Вместе в Смольном институте учились! В одной комнате жили!

— Московская аристократия — тесный мир, — заметил я.

— Именно! И они обе знали, что я ухаживаю за ними двумя! И обе решили, что раз я их так жестоко разыграл, то должен за это заплатить!

— И что было дальше?

— Они сели по обе стороны моей кровати и начали обсуждать меня! При мне! Как будто я мебель! Екатерина говорит: «Он, конечно, медведь неуклюжий, но добрый». Александра отвечает: «И романтичный, хоть и глуповатый. Помнишь, как он серенады пел?» Екатерина: «Еще бы! Весь квартал разбудил! Дворники думали, пьяный опять воет!»

— Лестная характеристика.

— Я сидел, ел борщ с пирогом и молчал. Что тут скажешь? А они все обсуждали и обсуждали. Мою фигуру — «крупноват, но статный». Мой интеллект — «не Пушкин, но и не полная пробка». Мое состояние — «не Ротшильд, но жить можно».

— Прямо аукцион какой-то.

— Именно! А потом, через два часа этого безобразия, Екатерина вдруг говорит: «Знаешь, Саша, а что, если мы не будем его делить?»

— И?

— И Александра отвечает: «Я тоже об этом подумала, Катя. В конце концов, в Европе это не редкость».

— В Европе многое не редкость, — заметил я.

— Вот именно! И они решили… они согласились… они готовы попробовать жить втроем!

Барон схватил меня за руки, его глаза увлажнились от избытка чувств:

— Понимаете? Моя мечта! Моя тайная, сокровенная мечта о шведской семье становится реальностью!

И в этот момент случилось нечто неожиданное. Теплая волна прокатилась по моему телу, начиная от солнечного сплетения и растекаясь до кончиков пальцев. Сосуд Живы, который до этого был заполнен на тридцать процентов, резко наполнился еще на восемь.

Что за черт? Откуда такой мощный приток? Я же не спасал барону жизнь! Даже не лечил его! Просто дал совет про отношения, причем довольно банальный — будь честен, говори правду, не скрывай чувств. Любой психолог за две тысячи рублей в час сказал бы то же самое.

Но приток был реальным, ощутимым, мощным. Почти как после спасения жизни.

— Барон, — осторожно спросил я, пытаясь понять природу явления. — Скажи честно: насколько сильно ты мечтал о такой… нестандартной семейной модели?

— О, Святослав Игоревич! — воскликнул он. — Вы даже не представляете! Всю жизнь! Буквально всю сознательную жизнь!

— И когда именно началась эта… мечта?

— В пятнадцать лет! Я прочитал французский роман — «Жюль и Жюли», о любви одного мужчины к двум женщинам и их гармоничной совместной жизни. И понял — вот оно! Вот мой идеал! Но в России это же немыслимо! Скандал! Позор на весь род!

— Однако ты добился своего.

— Благодаря вам! Только благодаря вам! Вы дали мне смелость признаться! Вы сделали невозможное возможным! Вы исполнили мечту всей моей жизни!

Вот оно что. Проклятие реагирует не только на спасение жизней в прямом смысле. Исполнение заветной, глубинной, искренней мечты тоже считается. В каком-то