Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков

тендер в Баку и пробы с Европейских летних игр будут наши! Это главное спортивное событие будущего года, и я сразу побежал похвастаться Нагорных. В ответ Нагорных сказал, что в начале октября в Кремле президент Путин будет награждать сочинских героев и я тоже в списке. Но я ответил, что в октябре мне обязательно надо быть на ежегодном юсадовском симпозиуме в США, и Нагорных согласился. Работа — это для нас главное.

Может быть, Евгений Блохин откуда-то узнал, что я еду в США, или я сам ему проболтался, но однажды во время обеда он спросил, все ли сочинские данные стёрты с моего телефона и телефонов моих сотрудников. Я сказал, что всё давно стёрто и что через несколько дней я лечу в США на юсадовский симпозиум и не попадаю в Кремль на вручение орденов. Внезапно накануне отъезда в США мой сочинский Samsung S4 неожиданно прекратил работу, будто впал в искусственную кому! Именно на него во время Олимпийских игр в Сочи я получал имена, номера проб и сканы форм допингового контроля. Это совпадение или у меня паранойя?

Осень в моём любимом Крылатском, с утра серенький дождик и опавшие яркие листья, мокрые и скользкие, и я целый час гулял с собакой на велокольце. Мой рекорд олимпийской трассы не побит до сих пор, в 1984 году я пробежал велокольцо за 42:20, это в темпе 3:07 на километр… Быстро съездил в „Ашан“ на Рублёвку, купил новый Samsung S5 и лекарства для отца. Неожиданно выглянуло яркое солнце. Но мне было грустно, мой отец умирал, и счёт пошёл на дни. Михаил Иванович был в твёрдом уме и ясной памяти — и строго наказал мне ехать в США на симпозиум: научные конференции пропускать нельзя, именно тебе нельзя пропускать! И обещал, что не умрёт, что обязательно меня дождётся.

Но умер, не дождался всего одного дня.

Симпозиум проходил в Аризоне, в городе Темпе. Стояла прекрасная жара, было хорошо за тридцать по Цельсию, или за девяносто по Фаренгейту. А в Москве холод и дождь. Тема симпозиума была связана со стимулированием выработки красных кровяных телец и усилением переноса кислорода, или по-английски: Stimulation of Erythropoiesis and O2 Utilization. Снова прекрасный отель с бассейном, красное вино и встречи с друзьями. Марсель Сожи рассказал, что доктор Габриель Долле уволился из IAAF, вместо него теперь Томас Капдевиль. Доктор Ларри Бауэрс (в Йоханнесбурге он был на моей стороне) расспрашивал меня про Милдронат — с будущего года этот препарат ставится на мониторинг, и вообще ВАДА решительно настроено включить его в Список запрещённых препаратов. Это допинг или нет? Я честно сказал Ларри, что не знаю и на себе не пробовал, но этот препарат широко применяется, причём очень давно, со времён СССР; в любом случае уколы в ягодицы создают ощущение, будто тебя слегка пришпорили. Позвонила сестра Марина. Михаил Иванович, наш отец и дедушка наших детей, ночью скончался, он сидел с кошечкой в кресле и смотрел телевизор, а рядом стояла рюмочка коньяка. И как будто задремал.

Тем временем в Кёльне обнаружили кломифен в пробе Максима Шейко, хотя мы тщательно проверили каждую пробу перед отправкой. Все подняли крик, но я был спокоен, помня мудрые слова доктора Патрика Шамаша: they need something to eat — не может такого быть, чтобы в Кёльне просто щёлкнули зубами и в 43 пробах наших штангистов ничего не нашли. Было бы очень подозрительно, если бы все пробы оказались чистыми. С кломифеном беспредельничал Александр Петров, фармаколог-самоучка, но с апломбом, как у академика. Нам казалось, да и в научной литературе об этом писали, что кломифен следует определять по его метаболиту, что исходное соединение должно исчезнуть раньше. Но оказалось, что никому нельзя верить и что при продолжительном приёме картина меняется — сам кломифен сидит дольше, чем его метаболит! Кёльнские ребята это знали, но молчали, и вот мы получили урок. Тимофей Соболевский, как всегда, расстроился, в отличие от меня он такие случаи принимал близко к сердцу и переживал. Забавно, но после этого случая мы стали называть исходный кломифен метаболит Шейко. Всё это я объяснил рассерженному Юрию Нагорных, он отвечал за медальный успех и подготовку к Олимпийским играм в Рио-де-Жанейро. Штангисты снова его накачали против нас, но мы с Ириной Родионовой встали стеной и объяснили Нагорных, что так им всем и надо, вы сначала разберитесь, кто им разрешил и согласовал приём кломифена, ведь сто раз предупреждали: хватит химичить тайком. Хорошо, что залетел один Шейко, — могли потерять вообще половину команды.

14.8 Спорт и политика. — Бомба от Хайо Зеппельта

Утром 13 октября я пришёл в министерство спорта к половине восьмого утра поздравить Юрия Дмитриевича Нагорных с днём рождения, подарил ему эксклюзивную китайскую водку, купленную в прошлом году в Пекине. Он потихоньку сказал мне, что предстоят бои профессиональных боксёров из подольской группировки Андрея Рябинского, и попросил быть там повнимательнее, то есть не трогать их, прежде всего Дениса Лебедева и Григория Дрозда. Что ж, ладно. 17 октября мне позвонили из наградного отдела Минспорта и велели прийти на награждение в Музей спорта. Хорошо, что в тот день я был в костюме. Я думал, что коль скоро я не был в Кремле, когда давали ордена Родионовой и Кравцову, то мне его вручит министр Мутко в семейной обстановке. Но совершенно неожиданно я получил подписанную Путиным Почетную грамоту президента Российской Федерации за вклад в успешное выступление сборных команд России на Олимпийских играх в Лондоне в 2012 году. И выпускные данные: Москва, Кремль, 15 апреля 2013 г. № 152-рп. Откуда она взялась и где провалялась столько времени, целых полтора года?

И где мой орден Дружбы?

Спорт и политика — какое дурацкое словосочетание, оно всегда всплывает, когда не хочется раскрывать причины того, почему снова всё пошло не так. Захват Крыма, война в Украине, уничтожение малазийского „боинга“, гражданского самолёта с 298 пассажирами на борту, — привели к международным санкциям и обвалу рубля. Кроме эфира в бутылках и гелия в баллонах, все комплектующие и расходуемые материалы, растворители и реактивы у нас были импортные, поэтому их стоимость возросла в два раза. Анализы проб допингового контроля стали убыточными. Но это ещё не всё — из-за секвестирования бюджета нам урезали государственный контракт на 2015 год на 10 процентов — со 110 до 98 миллионов рублей. Как директор государственного предприятия я был обязан реагировать на