Пария - Энтони Райан

спросила она, и в её голосе послышался нарастающий гнев. – И, чувствуя голод, слушая плач ваших детей из-за пустых животов, видели ли вы голодных просящих? Как часто вы смотрели, что ваших юношей уводят на войну, не имеющую к ним отношения, и слышали, что просящие благословляют грядущую резню? Как часто вы отсчитывали монеты на десятину в обмен на пустые обещания удачи или излечения?

Она умолкла на краткий миг, дав закипеть страстям толпы, а потом провозгласила таким голосом, который, казалось, разнёсся по всему порту:

– ГОВОРЮ ВАМ, ЭТО НЕПРАВИЛЬНО!

Толпа зарычала и радостно завопила. В небо вздымались кулаки, а нестройные выкрики вскоре соединились в скандирование:

– Мученица говорит! Мученица говорит!

Крики продолжались, а я смотрел, как потрясение просящего сменилось сперва гневом, а потом страхом, когда соседи заметили его рясу. За насмешками и плевками последовали тычки и толчки, а потом невезучий священник оказался на коленях, а его перо и пергамент втоптали в грязь. Я знал, что его, по меньшей мере, отпинают, а может и ножом пырнут, если гнев толпы будет нарастать и дальше. Признаюсь, я обдумывал возможность быстренько сбегать в давку и спасти его, но решил, что самому лезть в сердце бушующей толпы не очень-то разумно. Поэтому я стоял и только сочувственно морщился, когда крупный рыбак пнул сапогом в бок просящего, что стало естественным сигналом, по которому к избиению присоединились все разъярённые мужики. Первая публичная проповедь Воскресшей мученицы легко могла увенчаться смертью просящего, если бы Эвадина не заметила суматохи.

– ПРЕКРАТИТЕ!

Казалось, её голос мгновенно возвёл невидимую стену льда вокруг стоявшего на коленях залитого кровью несчастного – так быстро толпа прекратила избиение.

Опустилась тишина, и только просящий, свернувшись на земле, содрогался от боли, кашлял и жалобно всхлипывал. Я видел, как Суэйн посмотрел на капитана и, дождавшись кивка в ответ, быстро организовал троих солдат унести павшего священника.

– Доставьте его просящему Делрику, – рявкнул он, пока те несли его к дому, и Эвадина снова заговорила.

– Я пришла восстановить сломанное, – сказала она собравшимся, которые снова стали не толпой, а паствой. – Не уничтожать. Этим землям уже хватило войн. Судите своих соседей, как судите себя, и знайте, что все мы виновны. Этот грех в равной мере разделён между нами, от самого высокого лорда до самого низкого керла. Мы слишком долго избегали примера мучеников. Там, где они жертвовали, мы жадничали. Где они говорили суровую правду, мы укрывались в удобную ложь. Но хватит!

По толкучке прошла очередная волна, на этот раз вызванная контролируемой яростью, которую они услышали в голосе мученицы Эвадины. Когда я снова поднял глаза на неё, то увидел, что её глаза закрыты, и на лицо возвращается подобие спокойствия. Глубоко вздохнув, она открыла глаза и заговорила тоном самой искренней мольбы.

– Через несколько дней я уйду отсюда, ибо мне открылось, что нужно распространить знание, которым я с вами поделилась. В каждом уголке этого королевства, и во всех пределах за его границами все души должны узнать эту правду, ибо, друзья мои, Второй Бич с каждым днём всё ближе. Мы всё глубже погружаемся в обман и заблуждения, и оттого воспрянут Малициты. Мы должны подготовиться. Мы должны вооружиться щитом благодати Серафилей и мечом примера мучеников.

Она снова подняла руки, вскинула голову и бросила последний вопрос:

– ВООРУЖИТЕСЬ ЛИ ВЫ? ВОЗЬМЁТЕ ЛИ ЩИТ И МЕЧ?

Коллективные решения толпы – удивительная вещь, поскольку они принимаются очень быстро и совершенно без обсуждений. И уже после совсем небольшого промежутка времени хаотичные выкрики превратились в то, что позднее станет кличем мученицы Эвадины:

– ЩИТ И МЕЧ! ЩИТ И МЕЧ! ЩИТ И МЕЧ!

Глядя, как они скандируют, как раскраснелись их лица от страсти, с какой ритмичной точностью они выкрикивают эти слова, я впервые задумался, что для Короны и Ковенанта эта женщина страшнее, чем они для неё. Эта мысль могла бы снова разбудить мои инстинкты учёного, если бы не толпа. Распалённые набожностью и несравненным красноречием, они разительно отличались от искателей убежища в Каллинторе, которые увлечённо сидели и слушали мудрость Сильды. Эти больше походили на лающую толпу, которая мучила меня у позорного столба: обычные люди, жестоко обращавшиеся с беспомощным юношей только потому, что им дали на то разрешение. Какое разрешение Эвадина выдала этим людям? Какие страсти она выпестовала в других, начав свой путь мученицы по королевству? Сильно избитый просящий был только началом, и я не хотел принимать участия в том, что будет дальше.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

За два дня после этого я попрощался со своими вскоре-уже-бывшими друзьями, хотя они о том и не подозревали. На следующую ночь после проповеди Эвадины я стоял на посту с Брюером, и мы несколько часов отгоняли верующих обожателей. Они по-прежнему во множестве располагались за рвом, но самые пылкие и находчивые не соглашались находиться вдалеке от своей возлюбленной мученицы.

– Но у меня сообщение огромной важности для мученицы Эвадины! – протестующе пищал один из них, когда Брюер вытащил его из канавы. Этот маленький мужичок, наверное, часами полз по залежам дерьма в попытке добиться личной аудиенции.

– Она скорее приговорит тебя к Бичу за то, что ты провонял здесь всё, – сказал Брюер, скривившись от отвращения, и потащил мужичка ко рву.

– Она никогда так не поступит! – настаивал её крошечный поклонник. Он хватался за запястья Брюера, прованивая его рукавицы. – У неё слишком доброе сердце. Прошу тебя, бравый солдат! Она должна услышать моё предупреждение!

Брюер посмотрел на меня, изогнув бровь и, получив в ответ пожатие плечами, поставил коротышку на краю рва.

– Ладно, – сказал он. – Какое именно предупреждение?

Нарушитель оглянулся, наморщив перепачканный навозом лоб, а потом шёпотом ответил:

– Надо быть осторожным, чтобы они не услышали.

Брюер поджал губы, наклонился вперёд и проговорил таким же шёпотом:

– И кто же эти «они»?

– Малициты, конечно. – Он снова заозирался и перешёл с шёпота на шипение: – Они думают, что я их не вижу, но я-то вижу. Они поразили каждый уголок этого порта и живут здесь долгие годы. И теперь, когда здесь мученица Эвадина, я боюсь того, что они натворят.

Брюер мрачно кивнул.

– Но видеть их можешь только ты?

– Я вижу их настоящие лица, которые они прячут за украденными масками из плоти. – Он посмотрел на верхние окна дома. – Один из них