Мы с Мишкой и все тайны СССР (сборник) - Дометий Валерьевич Завольский

строители, в прошлом году ремонтировавшие крышу нашего дома. Ещё один клоун выходил с собачками, чёрной и белой. Собачки садились за маленькую парту и лаяли ответы на примеры, которые клоун писал на доске. Нам с Мишкой это не особенно понравилось, ведь мы уже где-то читали или слышали, что такие собаки считать не умеют, а лают столько раз, сколько сигналов подаст им дрессировщик, например, незаметно щёлкая пальцами.

Тут ведущий в чёрном галстуке бабочкой объявил выступление дрессировщика Бегемотова с дрессированными обезьянами. Дрессировщик Бегемотов тоже был одет настоящим клоуном: в синий комбинезон с белыми пуговицами-помпонами, как на девчоночьих шапочках, и с белым воротником-колесом. На голове у него торчал высокий колпак, надетый на фальшивую кирпично-красную шевелюру, тоже похожую на огромный помпон, а лицо было белым, с нарисованными бровями и кирпично-красным носом. С ним на арену выбежали черные шимпанзе и рыжие орангутанги. Они принялись карабкаться по канатам и верёвочным лестницам не хуже моряков, ходивших на старинных парусниках. А дрессировщик Бегемотов объявлял:

— Электрики-бракоделы! Лунный тир! Сатирическая картинка ‘Абстрактное искусство’!

Обезьяны, как говорится, показывали, что их недаром кормят. Например, две обезьяны с двух сторон полезли по натянутому над ареной канату, а Бегемотов играл на маленькой гармошке и пел то ‘Фонарики-сударики по улицам горят’, а то и самое окончание всем известной песни: ‘И на нитке-невидимке гаснут бусы-фонари…’. Это он пел к тому, что на нитке-невидимке от обезьяньего ремонта лопались жёлтые воздушные шарики, изображавшие лампы. Потом обезьяны показывали лунный тир, то есть метко швыряли чёрные мячики в белый ящик с круглыми окошечками, светившимися лунно-жёлтым цветом. От попадания стекло проваливалось, и круглая дырка закрывалась чёрным, а промаха обезьяны не знали. Наконец, на спустившейся из-под купола поперечине развернулось большое полотнище, и обезьяны, болтаясь на канатах, принялись расписывать его прямо с двух сторон, изображая художников-абстракционистов, которым всё равно, какой ногой малевать…

И тут-то мне стало всё понятно. Я говорю:

— Мишка, это же Бегемотов обезьян подучивает!

— Бежим за Дудкиным! - говорит, не подумав, Мишка.

Но конечно же, чтоб из цирка добраться до нашего Дудкина или Бакланова, нужно было битых полчаса, а то и час - ведь никто не знает, где они сейчас суетятся по своей непростой службе.

— Лучше в милицию позвоним! - поправил я Мишку. - Или прямо здесь, у цирка милиционера найдём.

— А он поверит? - нахмурился Мишка. - Мы ему всё, как есть, а он нас пошлёт на лёгком катере в лесную школу для дефективных.

Это Мишка хотел сказать, что милиционер удивится, почему мы, такие странные, учимся вместе со всеми и даже на второй год ни разу не оставались.

Тут я пригляделся и глазам своим не поверил: напротив нас, на другой стороне арены сидит человек в сером костюме. Это был тот, кого фальшивый капитан Воронов, он же Гадюкин, звал старшиной Сорокиным. А рядом с ним другой - тот, кого он сам назвал Сорокиным, когда они скрутили Гадюкина. Короче, я понял, что это настоящие капитан Воронов и старшина Сорокин, откуда надо.

К счастью, в представлении объявили антракт, то есть перерыв. Мы с Мишкой вперёд всех протолкались к выходу и побежали по широкому закруглённому коридору на другую сторону циркового зала. Воронов и Сорокин сами вышли нам на встречу - как говорится, на ловца и зверь бежит. Я чуть было не закричал: ‘Товарищ капитан! Дрессировщик Бегемотов - шпион или сухопутный пират!’ Но я вовремя сообразил, как надо, сбавил шаг, подошёл поближе и тихо говорю:

— Здравствуйте! Помните, как мы с вами летом выслеживали шпионов у Минминпрома? В нашем районе снова творится какая-то чепуха на постном масле. Всю неделю хулиганят.

— Ага! - гаркнул Мишка. - Лампочки побили, дома разрисовали, даже ‘Победу’ бежевую начальника милиции выкрасили в лиловый цвет!

Воронов с Сорокиным переглянулись и нам кивнули.

Я говорю:

— Тише, Мишка! Самое-то главное, что это хулиганство как две капли воды похоже на обезьяний номер дрессировщика Бегемотова. У него и мячики дефицитные, арапские. Такие же найдены на месте преступления - хоть у нашего участкового Дудкина спросите.

— Честное пионерское! - прибавил Мишка, очень уж боявшийся, что нам не поверят.

Воронов (если он, конечно, и вправду Воронов, а не какой-нибудь майор Соколов) тоже тихо с нами поздоровался и сказал:

— Знаем-знаем. Для того мы сюда и прибыли. Бегемотов определённо стоит за преступной организацией, цели которой нам пока не ясны. Будем брать! Пойдёмте, ребята, на служебный вход! Только вперёд не суйтесь, а то может, как и в прошлый раз, без стрельбы не обойдётся!

Воронов и Сорокин показали капельдинерше, то есть дежурной бабушке книжечки в красных обложках и прошли в незаметную дверь не для зрителей. Мы за ними. Так мы оказались за кулисами цирка. Пахло конским и, наверное, слоновьим навозом. Мимо нас по своим делам проходили люди в разноцветных костюмах и какие-то совсем обыкновенные рабочие или зоотехники. Девушка в коротенькой юбочке и маленькой шляпке цилиндром спорила с дядькой в коричневом костюме и ворохом бумаг, похожим на учителя физики в нашей школе. Девушка хотела этот спор закруглять и говорила, что ей на манеж, а дядька её не отпускал. Тогда за девушку вступились её собачки-пудели, всех пуделиных цветов и размеров, и принялись облаивать дядьку и скакать вокруг него. Наверное, они его прогнали, но мы были уже далеко и стучались в дверь с табличкой ‘Гримуборная ? 6’. Точно такие же таблички с надписью ‘Уборная’ висят и в нашей школе, и в поликлинике, и в клубе ‘Карбоксилазник’. Нам с Мишкой было даже удивительно, сколько неудивительного оказалось за кулисами цирка, то есть за красным бархатным занавесом.

Изнутри гримуборной ? 6 ответили:

— Заходите, открыто!

Капитан Воронов и старшина Сорокин вбежали в уборную с пистолетами, и Воронов говорит и говорит:

— Руки вверх, вы окружены, сопротивление бесполезно, чистосердечное признание облегчает участь.

Мы потихоньку выглянули между ними. Оказалось, гримуборная - это заклеенная старыми цирковыми афишами комната с небольшими подзеркальными столиками. На столиках лампы, болванки с париками, пудреницы и грим, то есть краски для рисования на лицах. Между афиш висел плакат с учебным белым парусником ‘Товарищ’, а посреди комнаты стоял дрессировщик Бегемотов в синем клоунском костюме и колпаке.

Разоблачённый Бегемотов поднял руки, но не просто так, а взялся за парик и снял его вместе с колпаком. Оказалось, что он совсем лысый. Капитан Воронов нахмурился, а лысый клоун говорит:

— Отлично сработано, товарищ капитан. Благодарю вас за бдительность. Учения объявляю завершёнными.

— Товарищ полковник… - немножко не своим голосом произнёс капитан, но прокашлялся и твёрдо сказал: - Это не только нас с Сорокиным