Кандинский и я - Нина Николаевна Кандинская

глаза. Но, если вдруг возникло впечатление, что я всеми силами стремлюсь оспорить принадлежность Явленского и Веревкиной к «Синему всаднику», то и это заблуждение. Я требую всего лишь фактической точности. По этой причине еще раз хочу подчеркнуть: Марианна Веревкина и Алексей Явленский не были представлены ни в альманахе, ни на одной из выставок «Синего всадника».

Кандинский был близким другом Явленского и делал все возможное, чтобы помочь ему совершить прорыв. Например, он содействовал ему в организации выставок, советовал в выборе галеристов и музейщиков. Бессчетное число раз Кандинский повторял: «Вы обязательно должны взять на выставку и Явленского». Он был твердо убежден в его значимости. Уже позднее, в Дессау, Явленский несколько раз навещал нас, и встреча всегда была искренней. Мы тоже ездили к нему в Висбаден, где он много лет жил и работал. В это время Марианна с ним больше не жила. Явленский женился на Елене{49}, родившей ему сына задолго до брака.

Альманах «Синий всадник» — одно из самых впечатляющих изданий, посвященных искусству нашего века. В нем опубликованы тексты ведущих художников своего времени, выступавших так сплоченно и в таком количественном составе, что их решающее значение для дальнейшего развития искусства кажется самоочевидным. Почти любая страница дает представление о том, как бурлила художественная жизнь накануне Первой мировой войны. Альманах планировался еще до первой выставки «Синего всадника». В каталоге был размещен анонс издания, вышедшего из печати лишь весной 1912 года. Но и до выставки, и во время ее проведения над ним шла напряженная работа.

План ежегодника Кандинский разработал еще в июне 1911 года до начала трений с Новым объединением художников. «Ну вот! У меня есть новый план, — писал он 19 июня Марку. — Пипер{50} обеспечит издание, а мы с тобой будем редакторами. Своего рода альманах (ежегодник) со статьями и репродукциями и хроникой! Т. е. информация о выставках, критика, авторы — только сами художники. Книга должна отображать все события за год, цепочка в прошлое и луч в будущее должны вдохнуть жизнь в это зеркало. Платить авторам пока не предполагается. Возможно они за свой счет оплатят клише… Поместим китайца рядом с Руссо, лубок рядом с Пикассо и много другого в том же духе! Постепенно привлечем писателей и музыкантов. Книга может называться „Цепь“ или еще как-нибудь. Не говорите никому пока об этом. Или только в случае, если это может нам пригодиться. В таких случаях очень важна конфиденциальность»{51}. Марк, планировавший издание собственного журнала с 1910 года, сразу одобрил план Кандинского и предложил свою помощь.

Письмо Кандинского от 1 сентября 1911 года говорит о том, с каким пылом друзья работали на протяжении следующих месяцев. «Я написал Гартману, сообщил ему о нашем союзе и присвоил титул „уполномоченного по России“, потребовав, чтобы он всей душой прочувствовал, что это значит. Ле Фоконье тоже напишу… У Гартмана заказал статью об армянской музыке и отчет о музыкальной ситуации в России… Благодаря фройляйн Воррингер через „Клуб Гереона“{52} и итальянское музыкальное движение нам стал доступен материал Манифеста итальянских „Futuristi“, который мне недавно прислали. Ле Фоконье должен обеспечить нам одного француза. Музыка и живопись представлены уже довольно неплохо. Надо включить какие-нибудь ноты. Например, у Шёнберга есть песни. Можно наверное попросить Пехштейна описать берлинскую ситуацию: и не слишком ответственно, и сможем, при этом, свериться с его целями. Смотрите-ка! Мы добьемся того, чтобы в нашей милой книжке забился пульс! Нам разрешили напечатать отрывок из „Директора галереи“ фон Чуди. Мы непременно должны показать, что везде что-то происходит. Опубликуем кое-что о русском религиозном движении, в котором задействованы все слои. Для этого у меня есть мой бывший коллега проф. Булгаков (Москва, экономист и один из величайших знатоков религиозной жизни). Вкратце непременно должны быть упомянуты многочисленные теософы (если можно, просто перечислены)»{53}.

Принцип интернациональности был программным для «Синего всадника», что очевидно следует из этого письма. Анри Ле Фоконье, член Нового объединения художников, должен был стать корреспондентом во Франции. Удалось привлечь к сотрудничеству Макса Пехштейна, главу берлинского Нового Сецессиона{54}. Друг Кандинского русский композитор Фома фон Гартман, а также художник и музыкант Арнольд Шёнберг из Вены обеспечили музыке достойное место в альманахе наряду с живописью. Внес свой вклад и живший в Мюнхене русский художник Давид Бурлюк. Канвейлер присылал из Парижа фотографии картин Пикассо и Матисса с разрешением на их публикацию: спектр был на удивление широк.

Ничто не могло умерить пыл Кандинского и Марка, даже когда под гнетом рабочих дел в них закрадывались сомнения. «Чувствую себя немного странно, — пишет Кандинский 21 сентября Пиперу, — как будто накануне захватывающего путешествия в горы, где придется протискиваться в ущелья и скакать по вершинам»{55}.

Кандинский и Марк возглавляли издание и значились составителями, Макке, Шёнберг, Гартман, Бурлюк, Аллар, Буссе, Кульбин и Сабанеев — сотрудниками редакции. По плану альманах должен был издаваться раз в два года. Основная идея предприятия — «идея большого синтеза» — вынашивалась Кандинским, когда он входил еще в состав Нового мюнхенского объединения. Еще тогда он задумывался над тем, чтобы предоставить художникам право самим писать об искусстве, а итоги размышлений публиковать в объединенном издании. Он считал, что самое важное — дать художнику свободу, возможность открыто обозначить свою позицию и перспективы творчества. Франц Марк всеми силами помогал Кандинскому и поторапливал с осуществлением планов. Однако лишь в середине мая 1912 года проект воплотился в жизнь: долгожданный альманах вышел из печати в мюнхенском издательстве Пипера.

С самого начала Пипер представлялся Кандинскому единственно возможным издателем альманаха. В письме к Марку от 18 сентября 1911 года он писал: «Фирма Пипера исключительна, и к тому же она мюнхенская». Именно благодаря Райнхарду Пиперу «Синий всадник» не остался утопией. Кандинский и прежде поставлял цветные ксилографии со сказочными мотивами принадлежавшей ранее Пиперу печатной конторе. Теперь же, осенью 1911 года, Пипер отдал в печать рукопись Кандинского «О духовном в искусстве»{56}, и Кандинский знал, что его альманах в тех же надежных руках.

Кандинскому и Марку невероятно повезло найти мецената, который был способен воплотить их идеи. Не будь берлинского коллекционера Бернхарда Кёлера, альманах так бы и остался несбыточной мечтой Кандинского, но Кёлер дал денег на печать под залог реализации тиража. Поскольку коммерческий успех альманаха вызывал сомнения, Пипер заключил своего рода комиссионный договор с издателями, согласно которому он получал гарантированную сумму в размере стоимости производственных издержек. Так