Играть... в тебя - Мария Зайцева

Так что все, что ни делается, явно к лучшему.

Девчонка Сандра выглядела утомленной и напуганной. Брат, со свойственной ему толстокожестью, этот момент проебал и плотно занялся дотаптыванием поляны, потому как девчонка Лика оказалась не бедной замарашкой, а очень даже богатой невестой, с очень даже жестким папашей. Я про Сурена слышал пару раз от отца и помнил, что там вообще мужик — не сахарочек.

Лика у него была единственной дочуркой, и то, что ее прибрал к рукам Сандр, Сурену, само собой, вообще не понравилось.

И все утро в доме шли высокие переговоры за тяжелыми дверями… Делили власть, бизнес и Лику.

Про то, что сама Лика в этот момент переживает и сидит на измене, боясь, что ее никто не любит, никому из высоких договаривающихся сторон в голову не пришло, естественно.

Смешно, блядь.

Короче, я развлек будущую родню, потому что, если я хоть что-то понимал в этой жизни, Сандр свою добычу нихуя не отпустит теперь, и плевать ему на сурового папашу, его армию, его бабки и весь белый свет.

Брата я знал лучше всех, как и он меня, впрочем, серьезное и деловое выражение смурной физиономии оценил, потому шансы прикидывал верно.

И хоть хотелось мне на все плюнуть и сорваться к моей Птичке, чтоб доделать, наконец, все то, о чем больше суток подряд нон-стопом думалось и представлялось, но…

Но я иногда думаю не только членом.

Потому — утешил Лику, показал, что все в порядке с ней и Сандром, и что он ее в любом варианте заберет себе, никакой папаша не утащит… А то братишка, при всех его достоинствах, вообще с девчонками не умеет. Не понимает, что они иногда слов хотят. А если с ними не говорить, они начинают много думать. И обычно не в ту сторону, в какую нормальные люди. И потом тебе хоба — и сюрприз-сюрприз, мать его! И стоишь ты, такой, в сюрпризе весь… Обтекаешь…

Короче, по общению с девчонками я могу братишке уроки давать.

И вообще… Я хорошее дело сделал! Его девочку утешил! И развлек, пока он там дела мирового господства решал! Он мне за это должен, пиздец, как!

Из дома вырываюсь ближе обеду. Запрягаю семейный "Рэндж", с Гошей за рулем, потому что мне пока что не разрешено одному передвигаться, типа, не все враги еще придавлены! У-у-у! Стр-р-рашна!

Учитывая, что я распаленный уже до предела нереальной строгостью и скромностью моей Птички, явно охреневшей от того, что я ей присылал, то не скандалю и свою тачку из плена вырвать не пытаюсь.

Мысли не там потому что.

Блин, надо же, как торкает реальная, а не напускная невинность!

Я ей, по сути, ничего такого и не отправил, чего нет в моих соцсетях! Даже член не прислал ни разу!

А ее смущение, транслируемое через экран, можно было ножом резать! И на хлеб намазывать! Вкусно!

По пути заскакиваю в хорошую пекарню, набираю всего, на что глаз падает. Потом — в цветочный. Выбираю самый красивый и нежный букет.

Но все это, к херам, забывается, когда открывается дверь, и я вижу ее.

Мою Птичку.

Маленькую, взъерошенную, испуганную. С огромными растерянными глазками. Она стоит передо мной, неловко сцепив пальчики перед грудью, и выглядит настолько соблазнительно беспомощной, в этих домашних шортах, босая, взволнованная…

Что я мгновенно забываю все слова.

И что хотел сначала поговорить. Как-то настроить… Что нельзя вот так… Напугаю… Она — не дешевая девка, она — моя маленькая Птичка…

Но все эти мысли — со свистом из головы выносит.

Шагаю вперед, не видя перед собой ничего. Только цель.

Теплую, испуганно вскрикнувшую, покорно задрожавшую в моих бешеных лапах. Она пахнет ванилью. И, клянусь, ни один аромат, самый изысканный, из самой дорогой пекарни, не вызывает столько дикого, неконтролируемого слюноотделения.

Я ее готов сожрать прямо там, в прихожей!

И в коридоре!

И по пути в комнату!

И, уж тем более, в постели!

Наваливаюсь на нее, зацеловываю, что-то бормочу, не потому, что так надо, а потому что не могу по-другому! Хочу…

— Хочу… — эхом отзывается она…

И меня срывает с катушек.

Прости, Птичка, это не будет нежно. Ты во мне эту опцию отключила сейчас.

Сама виновата.

Нельзя быть такой сладкой.

Противозаконно, блядь!

16. Сава. Летим…

Со спины Оля смотрится совершенно охуенно.

Тонкая талия, белая-белая кожа, на которой мои татуированные лапы выглядят очень неправильно. Цинично, как сказала бы моя мачеха Настя.

И мне дико нравится, как это выглядит.

Настолько, что ловлю легкий эстетический приход и провожу ладонями пару раз от кругленькой попки до талии и выше, по узкой спине. Большими пальцами пересчитываю позвонки, глажу впадинку позвоночника… Охуеть… Мое все. Мое!

Оля оглядывается в этот момент, испуганная, напряженная, ладошки потеют и разъезжаются, скользят по покрывалу, и она падает грудью на кровать, непроизвольно делая позу еще более развратной.

Горячо-о-о…

Если бы сто процентов не был уверен, что она няшка-наивняшка, то решил бы, что передо мной — очень опытная в соблазнении девочка. Умело пользующаяся тем, что ей щедро подарила природа.

Этот взгляд, эти нарочито неловкие движения… А не наебываешь ли ты меня, Птичка-невеличка?

Оля хочет подняться, но я жестко торможу ее попытки, кладу ладонь между лопаток:

— Чш-ш-ш… Лежи.

— Но… Сава… — растерянно шепчет она, снова пытаясь повернуться и посмотреть на меня. Ее пугает эта поза, полное подчинение, полная потеря контроля.

Пугает ее и заводит — меня.

Стягиваю с подрагивающих бедер простенькие трусики, белые, невинные. И облизываюсь невольно. Такая она внизу охуенно завлекательная.

И ваниль… Там тоже ваниль?

Проверим.

— Сава! — пронзительно вскрикивает она, дергаясь всем телом, когда наклоняюсь и, жмурясь от кайфа, проверяю.

Ваниль… Слаще ничего не пробовал!

— Сава… Сава-Сава-Сава… — частит она, вздрагивая на каждое мое движение языка. На каждый шумный горячий выдох. На каждое касание пальцев… Отзывчивая… Горячая… Нежная… Такая… Блядь, мне повезло. Мне так повезло!

Отрываюсь только для того, чтоб перевернуть ее, растерянную и пораженную происходящим, на спину. Потому что я хочу, чтоб смотрела. На меня.

Птичка моя лежит, раскинув безвольно тонкие стройные ножки, ладони беспорядочно скользят по покрывалу. Она не знает, куда их деть. То прикрывает грудь, розовую от смущения и напряжения, то касается раскрытых губ, то пытается стыдливо ладошкой глаза спрятать.

А я специально торможу.

Мой первый голодный дикий