Играть... в тебя - Мария Зайцева

Дальше — какофония из мыслей, эмоций, ощущений. Мои хаотичные стоны, движения растерянно-нелепые, тяжелое тело Савы на мне, его горячий шепот в ухо, укус в шею, глубокий поцелуй, от которого задыхалась… И первое проникновение, сути которого я даже не поняла сразу. Просто в какой-то момент стало очень-очень больно. И невероятно странно там, внизу.

Я выгнулась, чисто на инстинктах принимая такую позу, чтоб облегчить себе боль. Чтоб не так жестко.

Обняла своего настойчивого, грубого парня, пытаясь нежностью смягчить его напор. И как-то, сама не понимая, как, сумела перенастроить себя.

Мне по-прежнему было больно, а Сава не жалел, буквально в одно мгновение превратившись в того пугающего зверя, который когда-то, всего на пару минут, проглянул там, в поезде, когда ледяной демон крутился в замкнутом пространстве тамбура, причиняя боль и возмездие.

Неумолимый, жестокий, карающий монстр.

И как потом он одним взглядом распугал наших попутчиков, заставил их пересесть, чтоб создать нам на остаток дороги хоть видимость приватности.

Весельчак Сава, легкий, понятный, бесшабашно-привлекательный, стал острым и жестоким демоном, эгоистично гонящимся только за своим удовольствием. Он целовал меня, потому что хотел этого сам, а не для того, чтоб утешить, успокоить. Он гладил и стискивал до синяков, до легкой боли, не перекрывающей ту, основную.

И двигался.

Двигался так неумолимо жестко, резко, с четким болезненным завершением, что я чувствовала себя не любовницей, не девушкой его.

А добычей, пойманной, беззащитной.

Той, которую сейчас с жадностью и наслаждением терзают.

Это длилось и длилось, и мне оставалось только смириться. И попытаться пережить…

Я не знаю, сколько прошло времени, и когда все переменилось.

Просто в какой-то момент неумолимые длинные движения во мне стали нежнее… Или легче. Или я просто начала привыкать?

А еще я ощутила, что раз за разом Сава достает во мне до какой-то острой горячей точки, от мягкого настойчивого касания к которой все внутри вздрагивает. И отзывается непонятной короткой дрожью по телу.

Ощутив такое в первый раз, я слабо охнула и сильнее стиснула своего неумолимого любовника бедрами.

Еще так сделай! Еще!

И он понял! Почувствовал!

Притормозил на пол мгновения, поймал мои подрагивающие, соленые от слез губы неожиданно мягким обволакивающим поцелуем… И продолжил двигаться в том темпе, который нащупал до этого.

И я больше не могла думать о боли, о его жестокости, о его, практически, насилии… Только о том, что там, внутри меня, что-то безумное происходит. И если он сейчас прекратит… Если остановится…

Я его убью просто!

Дрожь, зародившись, не желала оставлять меня, становясь все сильнее и острее. Я вцепилась в голые татуированные плечи, напряженные мышцы, ногтями протянула по ним дорожки, выгнулась, сильнее обхватив Саву ногами за бедра, словно принуждая двигаться яростнее и жестче… И он понял, опять меня понял!

Тяжело задышал мне в шею:

— Пиздец, пиздец, птичка, ты — зажигалка… Пожестче тебе, да? Да?

— Да-а-а… — это было мое поражение.

Признание постыдное.

Мне, которой только-только было больно и хотелось все остановить, прекратить, сейчас надо было жестче. И сильнее. И глубже! О-о-о…

Сава услышал меня.

И сделал так, как мне хотелось.

Дальше я уже ничего не помню. Меня так колотило, так выгибало, так выносило за все разумные пределы организма, что все происходящее в голове только сплошным потоком кайфа осталось. Что-то неистовое, непрекращающееся, длящееся долго-долго…

До-о-олго-о — о…

Наверно, сразу после этого я и вырубилась. Если вообще не в процессе.

Похоже, организм, никогда ничего подобного не испытывавший, просто в какой-то момент решает, что с него хватит, и отключается.

Никаких снов, ничего вообще. Я словно в черную дыру проваливаюсь, теряюсь там.

И выныриваю только от сладкого шепота на ухо:

— Птичка… Малыш… Ты как? Пить хочешь? А в ванну? У тебя тут вода есть, вообще?

Шепот обжигает, запуская сладкую дрожь по коже, мне хочется выгнуться, словно кошке, мурлыкнуть, потереться о твердое сильное тело, так правильно прижимающееся ко мне…

И я, все еще плавая в полусне, это делаю.

Мурлыкаю, выгибаюсь и потираюсь.

Дыхание над моим ухом на мгновение прерывается, словно воздух внезапно кончается.

А затем меня сладко кусают в шею и рычат низко и возбужденно:

— Похуй на душ… Потом, да?

Я успеваю приоткрыть глаза, распознать в полумраке низкую луну в окне, осознать, что все происходящее — вообще не сон…

И больше ничего не успеваю…

Вообще.

18. Оля. Переделать все за один раз

В моей новой жизни для меня все новое. И ощущения тоже.

Познакомиться с парнем, привести его к себе домой… Очень волнующе. Очень опасно!

Я бы никогда раньше…

Дед в меня основы безопасности вдалбливать начал, как только себя осознавать стала.

И я думала, что вдолбил.

И он, наверно, в этом уверен. А вот оно как, оказывается. До поры, до времени ты разумная. А потом в один момент раз — и глупая. Такая глупая! И такая счастливая…

Провести с парнем ночь…

О-о-о…

Я себе не так это представляла. Хотя… Я вообще никак это не представляла! Никак! Не до того мне было!

Дед умеет полностью занять все свободное время, да. Не до мыслей и мечтаний всяких бессмысленных.

Так что для меня все произошедшее было сюрпризом. Оглушающим. Огненным.

Как я горела! Как я умирала! Ох…

Проснуться в кровати с парнем…

Еще один новый опыт. Странный очень.

Тяжелое горячее тело на мне, обжигающий шепот на ухо… И я плавлюсь, растекаюсь маслом по гренке, ур-р-рчу от удовольствия…

И покорно раздвигаю ноги, повинуясь опытным, властным рукам.

Сава легко проходится пальцами по промежности, и я вздрагиваю. Жжется!

Тут же тело мое вспоминает не только, как ему хорошо было после, но и как больно до. И я снова дергаюсь, на инстинктах пытаясь вырваться.

Но Сава, поймав этот момент, торопливо принимается снова заглушать слабенький голос разума своими движениями, шепотом, ласками, одуряющим совершенно запахом, который действует, как афродизиак, расслабляя, приказывая подчиниться, подготавливая…

И я покоряюсь опять.

Прикрываю глаза, вздыхаю взволнованно, когда меня чуть приподнимают за бедра, подстраивают… И вскрикиваю, ощутив огненное жжение проникновения. Длинного, скользящего, болезненного!

— Тихо… Тихо-тихо-тихо… — торопливо шепчет мне Сава, полностью ложась на меня, перехватывая одной ладонью под живот, находя там, в самом низу, острую горячую точку, от одного касания в которой меня всю трясет.

Второй ладонью он зажимает мне рот.

Чтоб не кричала, наверно, и не пугала своими стонами утренних соседей.

Проделывая все это, ловко и умело, он не прекращает скользить во мне,