Портреты заговорили… - Юрий Кириллович Толстой

и трактовкой государства как только надстроечной или также и базисной категории – с другой. Кстати, последний вопрос в трудах Венедиктова вообще не затрагивался. Что же касается того, является ли госпредприятие органом государства, то спор во многом носит терминологический характер. Рассматривая госпредприятие (хозорган) как орган государства, Венедиктов считал необходимым подчеркнуть, что госпредприятие выступает не только как юридическое лицо, но и – во взаимоотношениях с вышестоящими органами и нижестоящими звеньями (цехом, бригадой, а теперь и структурными единицами) – как носитель административной правосубъектности. Именно в этих пределах – как носителя административной правосубъектности – Венедиктов и трактовал госпредприятие как орган государства. Жесткой связи между такой трактовкой и тем содержанием, которое вкладывал Венедиктов в категорию оперативного управления, опять же не просматривается. Трудно понять утверждение В. П. Мозолина о том, что нельзя превращать имущество госпредприятий и объединений в простой объект оперативного управления. Не перекликается ли этот тезис с упреком А. А. Рубанова, будто концепция Венедиктова ведет к устранению самого государства от управления государственным имуществом? Если так, то выше уже показана неосновательность этого упрека. Непонятно и утверждение о первичном характере того права, на котором государственное имущество должно закрепляться за госпредприятиями и объединениями. Как бы терминологически ни обозначать его, оно носит, и в условиях планового ведения хозяйства всегда будет носить, производный от права общегосударственной, по выражению В. П. Мозолина, собственности характер. Наконец, весьма красноречиво признание, что право оперативного управления трудно отнести к категории субъективных гражданских вещных прав. Тем самым автор, хотя и с запозданием, признал, что трактовка права оперативного управления как субъективного гражданского вещного права, которую он ранее отстаивал, относится не столько к праву оперативного управления, сколько к тому, каким он хотел бы видеть это право при его ином терминологическом обозначении[32].

Пожалуй, наибольшего внимания заслуживает упрек в том, что в социальном плане признание государства единственным юридическим собственником всего общенародного имущества резко сужает общественную базу собственности при социализме, фактически отделяет гражданина от общенародной собственности, участником которой он является, и вступает в противоречие с процессом демократизации общества, углублением самоуправления народа. Мы не разделяем этого упрека и, более того, считаем неприемлемым путь, на который предлагает вступить В. П. Мозолин. Если даже сейчас, вопреки признанию государства единственным собственником всего государственного имущества, развелось предостаточно больших и малых несунов, стремящихся поживиться за счет общенародного достояния, урвать из него кусок в нарушение основных принципов социализма, то не будет ли воспринято дробление государственной собственности между трудовыми коллективами и отдельными индивидами, признание их своего рода сособственниками как легализация ее дальнейшего растаскивания? В результате «ничейность» государственной собственности не только не будет устранена, а даст еще более глубокие метастазы. Вот почему к рекомендациям В. П. Мозолина, направленным на сужение позиций государства как собственника общенародного достояния, нужно отнестись с предельной осторожностью.

Какими же преимуществами по сравнению с концепцией А. В. Венедиктова обладает, по мнению В. П. Мозолина, предложенная им сложноструктурная модель права государственной собственности?

При определении содержания права общегосударственной собственности изначальные позиции занимает право хозрасчетной собственности. По мере расширения хозяйственной самостоятельности государственных объединений и предприятий объем правомочий государства как собственника должен сокращаться, и соответственно его доля в общем балансе правомочий будет падать. Юридические правомочия собственника (владение, пользование и распоряжение), закрепленные в законе, подходят лишь для раскрытия содержания права хозрасчетной собственности. В праве общегосударственной собственности основным служит правомочие административно-организационного характера, причем оно охватывает только такие действия государства, которые прямо указаны в законе. Право же хозрасчетной собственности должно покоиться на принципе дозволения: объединения и предприятия в отношении принадлежащего им имущества вправе совершать любые действия, не запрещенные законом. Право хозрасчетной собственности, в отличие от права оперативного управления, является, во-первых, субъективным правом; во-вторых, наиболее полным имущественным правом; в-третьих, первоначальным правом, непосредственно связанным с условиями хозяйствования субъектов, и, в-четвертых, основанным на действии принципа дозволения.

Что можно сказать по поводу модели В. П. Мозолина? Прежде всего, она весьма близка воззрениям на соотношение права собственности государства с правами треста на закрепленное за ним имущество, которые А. В. Венедиктов отстаивал в 1928 г. По этой концепции собственником государственного имущества признавались и государство, и трест, но лишь в разных областях отношений: товарной и нетоварной. Таким образом, в новейшей на первый взгляд концепции «старина нам слышится». Различие состоит в том, что если в концепции А. В. Венедиктова отношение между государством и трестом было лишь организационно-техническим, а не правовым, то В. П. Мозолин, признавая его центральным в системе отношений, основанных на государственной собственности, не сомневается в его юридической природе. Утверждение В. П. Мозолина об изначальных позициях, занимаемых якобы правом хозрасчетной собственности, более чем сомнительно и должно быть отнесено к числу иллюзорных. «Изначальные» позиции в условиях централизованного ведения хозяйства на плановых началах это право, как бы ни обозначать его, не занимает и занимать не будет. Косвенно то же признает и В. П. Мозолин, когда констатирует, что в праве общегосударственной собственности, носителем которого выступает само государство, основным является правомочие административно-организационного характера. Но тем самым цивилистические правомочия, составляющие содержание права хозрасчетной собственности, признаются производными от указанного правомочия, вторичными по отношению к нему.

Трактовка же права хозрасчетной собственности как субъективного и наиболее полного имущественного права, покоящегося на принципе дозволения, вполне приложима и к праву оперативного управления. Автор не учитывает, что дело не в категории оперативного управления как таковой, а в том, какое социально-экономическое и политико-правовое содержание в нее влито. А это уже зависит от стоящих на данном этапе хозяйственного строительства задач и от того, насколько правильно они поняты. Ведь и право собственности можно обставить такими ограничениями, что от него немного останется, как было в недавнем прошлом с правом личной собственности или правом собственности колхозов.

Статья В. П. Мозолина с выдвижением концепции хозрасчетной собственности появилась в период подготовки проекта Закона о государственном предприятии (объединении). В проекте Закона, опубликованном для обсуждения, говорилось: «Материально-техническую базу и средства предприятия, то есть имущество, находящееся в его управлении, составляют основные фонды и оборотные средства, а также иные финансовые ресурсы». В этой формулировке отсутствует указание как на оперативное управление, так и на триаду – владение, пользование и распоряжение, с помощью которой в Основах гражданского законодательства и иных нормативных актах содержание оперативного управления раскрывается и конкретизируется. Формулировка проекта вызвала критические замечания. В частности, В. В. Лаптев и З. М. Заменгоф подчеркивали: «Вряд ли оправдано, что в проекте отсутствует общая характеристика прав предприятий на его (нужно: их. – Ю. Т.) имущество. Сейчас она содержится во