Век Людовика XIV - Уильям Джеймс Дюрант

наук, которой суждено было войти в историю при Фридрихе II. Для нее курфюрст построил (1696) знаменитый замок-замок или дворец в пригороде, получившем ее имя, Шарлоттенбурге. В ее салон в замке Шарлоттенбург приходили ученые, философы, вольнодумцы, иезуиты и лютеранские священники; Шарлотта любила вступать с ними в теологические баталии, которые иногда продолжались до ночи. Там же ее невестка, английская королева Каролина, приобщалась к знаниям и искусству, которые должны были потрясти Англию. Когда Шарлотта умерла (если верить ее внуку Фридриху Великому), она отвергла предложения католиков и протестантов о религиозном служении; она сказала прорицателям, что умирает спокойно и скорее в любопытстве, чем в надежде или страхе; теперь, сказала она, она удовлетворит свою любознательность в отношении происхождения вещей, «которое даже Лейбниц никогда не мог мне объяснить»; и она утешила своего любящего церемонии мужа мыслью, что ее смерть «даст ему возможность устроить мне пышные похороны». 6 София Шарлотта была одной из многих образованных женщин, украшавших Германию, когда семнадцатый век перешел в восемнадцатый.

С берлинским двором из более чем трехсот, которые в то время поглощали доходы империи, соперничал только саксонский двор в Дрездене. Август Сильный, правивший Саксонией (1694–1733) как курфюрст Фридрих Август I, завещал Европе множество бастардов, среди которых был знаменитый маршал де Сакс. Он сделал свою столицу «самым красивым городом в Германии». 7 центром и гордостью малых искусств; но саксонцы не могли простить ему смену веры, использование их денег и людей в войнах с Польшей и дорогостоящую роскошь его двора.

В этот период Ганноверское курфюршество внесло свой вклад в историю, предоставив убежище Лейбницу и аннексировав Англию. В 1658 году София, свергнутая принцесса Палатина, дочь Елизаветы Стюарт (королевы Богемии), вышла замуж за Эрнеста Августа, который стал курфюрстом Ганновера. Ее эрудиция приводила мужа в замешательство, ведь она говорила на пяти языках с небольшими перерывами и знала больше английской истории, чем английские послы при ее дворе. Некоторое время она содержала в Ганновере салон ученых и философов. Но ее всепоглощающей страстью было добиться трона Англии для своего сына Георга; в ее крови покалывало от королевской власти, ведь она никогда не забывала, что является внучкой Якова I. В 1701 году английский парламент, как мы уже видели, передал престолонаследие Софии и «наследникам ее тела, которые являются протестантами». Она с удовольствием смотрела на будущее своего сына Георга I, но без удовольствия на перспективу своей невестки Софии Доротеи в качестве королевы; и она с невозмутимым спокойствием смотрела на разрыв их брака. Георг, заподозрив жену в прелюбодеянии с графом Филиппом фон Кенигсмарком, убил его, развелся с Софией Доротеей и заключил ее в тюрьму с 1694 года до своей смерти в 1726 году. Тем временем вдовствующая курфюрстина умерла в июне 1714 года в возрасте восьмидесяти четырех лет, всего за два месяца до того, как корона Англии опустилась на голову ее сына. Так великий бог Шанс со своего вездесущего трона перетасовал судьбы, государства и людей.

II. НЕМЕЦКАЯ ДУША

Борьба между католицизмом и протестантизмом за душу Германии становилась все менее жестокой, поскольку Тридцатилетняя война довела теологическую вражду до абсурда. Во многом благодаря уговорам иезуитов некоторые протестантские князья в этот период перешли на сторону Римской церкви. Кальвинизм одержал верх над лютеранством, которое склонялось к жесткому схоластическому догматизму. В основном в ответ на этот формализм распространилось пиетистское движение, стремившееся заменить внешние обряды внутренним духом единения с Богом. Во второй половине XVII века Джордж Фокс, Уильям Пенн и Роберт Барклай несли свое квакерское Евангелие в Германию, и, возможно, это миссионерское движение участвовало в развитии пиетизма там; отметим, что книга Филиппа Якоба Шпенера «Pia desideria» (1675) появилась через четыре года после первого визита Пенна. Шпенер, будучи пастором лютеранской церкви во Франкфурте-на-Майне, дополнял ее службы мистическими посвящениями в частных собраниях (collegia pietatis) у себя дома. Название «пиетист», как и «пуританин» и «методист», было дано этим приверженцам их критиками в качестве термина насмешки; они же приняли его и сделали знаком смиренной гордости. Они горячо цеплялись за милленаристские надежды, которые утешали некоторые немецкие массы во время войны. Они думали о Втором пришествии не как о туманной теологической доктрине, а как о теплом и активном вдохновении их повседневной жизни. В любой момент Христос вновь появится на земле; он прекратит вражду конфессий и положит конец господству силы и войны; он создаст чисто «духовную церковь», без организации, без ритуала, без священников, но с радостью исповедующую щедрое христианство сердца.

Август Франке продолжал это движение с пылом пророка. Многие женщины были тронуты его практическим христианством и включились в дело личного благочестия и общественной благотворительности. Находясь под влиянием английского пуританства и французского квиетизма, движение в свою очередь повлияло на английский методизм и немецкую поэзию, а также заявило о себе в Америке, где Коттон Мазер с надеждой воскликнул: «Мир начинает ощущать тепло от огня Божьего, который таким образом разгорается в сердце Германии». 8 Но пиетизм, как и пуританство, навредил себе, сделав свое благочестие публичным и профессиональным, иногда впадая в жеманство и ханжество. В XVIII веке его захлестнул поток рационалистов, хлынувший из Франции.

Успехи Ришелье, Мазарина и Людовика XIV, а также растущее богатство и великолепие французского двора оказали неотразимое влияние на немецкое общество в столетие после Вестфальского мира. На какое-то время космополитизм одержал верх над национализмом. При княжеских дворах господствовали французские традиции в языке, литературе, связях, манерах, танцах, искусстве, философии, вине и париках. Немецкая аристократия теперь говорила по-немецки только со слугами. Немецкие авторы писали на французском для высших слоев общества или на латыни для ученого мира. Лейбниц, писавший в основном на французском, признавал, что немецкие «манеры были несколько изменены в сторону элегантности и вежливости» французским примером, но оплакивал замену или проникновение в немецкую речь языка или фраз Франции. 9

До наших дней дошла только одна немецкая книга этой эпохи — «Симплициус Симплициссимус» (1669) Ганса фон Гриммельсхаузена. По форме это пикареска — эпизодическая автобиография Мельхиора фон Фуксхайма, который на четверть дурак, на четверть философ и на половину плут. По духу это добродушная, но пессимистичная сатира на Германию, оставшуюся едва живой после тридцати лет войны. Мельхиор — приемный