Redrum 2017 - Евгений Олегович Шиков

— Да ну, зачем? Вьетнамцы с голодухи жрали… во время войны, больше нечего было… А эти — дурака валяют, типа экзотика… туристам.

— Не, зырь, они сами тоже едят, — Лена кивнула в сторону мужика, увлечённо и со знанием дела собиравшего себе кулёк.

— Это же китаец, — хмыкнул Тёма.

— Почему?

— Ну, или японец, вон камера на шее, тоже турист. Они вообще едят всё, что движется. Они бы и нас съели… Во, вишь как смотрит… Сейчас набросится… Зубастик.

— Да ну тебя, — улыбнулась Лена.

— Умираю, — чуть не простонал Тёма, — давай уже домой, а?

Невыносимо, его глаза словно тормошили заснувшие цвета и звуки, с усилием, он будто выдавливал ими из предметов сок, чтобы увидеть его или услышать, мысленно слизнуть. Те поддавались неохотно, жались в темноту, маскировались под тишину теней или уличный гул ламп, расставались с собственным объёмом и массой, лишь бы сложнее их было заметить, и складывались, перемешиваясь, в расползающуюся, как нефтяное пятно, кляксу. В этом сюрреалистичном стакане, где звуки накатывали волнами, свет щипал глаза, а «тук-тук» вился над дорогой, как облако, Тёме уже не показалось странным, что рядом с японцем стоит, покачивая головой то вправо, то влево, как дешёвый китайский болванчик, низенький щекастый человек… с вывернутыми в обратную сторону коленями.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Солнце добросовестно грело море, ветер ласкал кожу невидимым шёлком, волны накатами опустошали память, а массажистки, безостановочно пересмеиваясь о чем-то своём, пропитывали размякшие от безделья тела различными ароматными маслами. У гостиницы, по дороге на пляж продавались фрукты, готовые к немедленному употреблению: нарезанные дольками ананасы, прохладные кокосы с трубочкой для питья, очищенные от кожуры и уже нарезанные манго. В стороне от отеля располагался офис агентства по приключениям. Сплав по реке Квай, крокодиловая ферма, слоновий питомник, несколько конкурирующих шоу трансвеститов, один другого противней, аквапарки, рыбалка, дайвинг, тур по островам — глаза разбегались, как муравьи по лесу. Тёма и Лена зависли перед витриной, пытаясь сложить буквы в слова, как будто массажистки перемешали им не только кости, но ещё и мозги. Дверь в офис дышала холодом, открывать её не хотелось.

— Ты куда-нибудь хочешь, — медленно произнёс Тёма, удивляясь звуку собственного голоса и с трудом поворачивая пострадавший от ананаса язык.

— Эм-м… — задумчиво промычала Лена, — может, сюда?

— Бангкок?

— Не… — она поднесла палец ближе к стеклу, коснулась листочка с надписью «Сафари» и фотографией каяка, несущего команду бесстрашных туристов по бурлящей от порогов реке.

Тёма скривился.

— Может, чё попроще? — спросил он, выковыривая из уха песок, — ну там, это… — он ткнул в парочку, зависшую на толстом двойном канате — «800-метровый полет над джунглями и дикие гиббоны — развлечения в экстрим-парке».

— Это, по-твоему, проще? — усмехнулась Метёлка, — Тёмыч, ты упасть не боишься? Вон в тебе жира почти центнер, верёвка не выдержит, и улетишь со всей дури к этим самым гиббонам. Вон, смотри, какие у них лица серьёзные, явно что-то нехорошее задумали.

Гиббоны и правда выглядели как-то преступно.

— А на каяке я не улечу? — вздохнул Тёма.

— Ну, да, — Лена смерила его весёлым взглядом, — там тебя какие-нибудь крокодилы сожрут.

Тёма хмыкнул.

— Шоу трансвеститов? — предложил он, увидев длинноногих женщин с яркими перьями на голове, но тут же вспомнил, какие странные люди попадались ему прошлым вечером. «Трансвеститы, — подумал он, — пожалуй, не самое страшное, что здесь есть».

— Короче, я придумала, — оживилась Метёлка.

— Ну.

— Видела в инете ресторан, где круто готовят насекомых.

— Издеваешься?

— Без паники, цуцик, зато они всё грамотно делают, по рецептам, должно быть вкусно, отзывы хорошие, к тому же…

— Ленка, — перебил её Тёма, — какие там могут быть рецепты? Ты же знаешь, я с тобой хоть на край света, но жрать этих гадов, пусть и пережаренных…

— Будет вкусно! Не понравится — убежим, — она улыбнулась и, сжав зубы, легонько толкнула его кулачком в плечо, — мы же банда.

В её светлые брови забилась морская соль, кожа блестела от массажного масла, завязка на купальнике топорщилась растрёпанным бантиком. Она зажимала под мышкой большое отельное полотенце со следами песка и светилась счастьем ярче солнца.

— Ага, — улыбнулся Тёма, тая в её лучах.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Ресторан находился на той же улице, где они ужинали в первый день. Вид у места был пафосный и подчёркнуто европейский: меню выставлено снаружи, перед входом ступеньки, коврик, высокая массивная дверь с толстой позолоченной ручкой. Тяжёлая дверь, ты словно червяк, настоящая дохлятина. Зайти не получилось: у меню их перехватил низенький лупоглазый мужичок с жиденькой азиатской бородкой, принялся объяснять на ломанных английском и русском, что это место исключительно для туристов, которые ничего не понимают, и что готовят там вовсе не насекомых, а обычных змей, делая их только на вид похожими на жуков или огромных гусениц. Обманывают, короче, наивных туристов. А вот он покажет место, где жарят настоящие деликатесы и только отборную саранчу, где питаются настоящие ценители, причём выбор в том месте самый огромный и вообще самый лучший во всем Таиланде, и сам он в том месте покупает на вынос, предпочитая его всем прочим. Тёма старался отвертеться от мужичка, как от назойливой мухи, но тот шипел и жужжал, коверкая слова, словно обиженный кем-то шмель. Метёлка загорелась, и Тёма не смог ей противостоять — вспомнился вчерашний случай в самолёте. Позволил себя уговорить, и они направились через какие-то тёмные безлюдные переулки в сторону мерцавшего над городом одинокого, как зуб бабы-яги, небоскрёба.

Их встретил очередной макашник с телегой по-настоящему сверхъестественных размеров, его лоток выглядел ослепительным авианесущим крейсером по сравнению с жалкими каяками лотков конкурентов. Широкий, длинный, трёхуровневый, мегамаркет в мире лотков. Содержимое его также было выдающимся. Целый энтомологический музей на колёсах, и даже пауки. Московский инсектарий умер бы от зависти, или — подавившись слюной.

— Я это есть не буду, — объявил Тёма, глядя, как у Метёлки в изумлении отъезжает нижняя челюсть, — это отвратительная тошнотворная гадость.

— Сам ты гадость, — буркнула она, — где ещё такое попробуешь?

— И ты не ешь, вдруг они ядовитые…

Лупоглазый мужичок услышал знакомое слово, свёл брови и начал размахивать руками, как голландская мельница — «нет, не ядовитые, их тут все едят, никто не умирает».

Лена начала дегустацию, Тёма отвернулся. Щелчки камеры за его спиной свидетельствовали об искреннем энтузиазме, накрывшем Метёлку с головой.

Тёма