По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России. - Константин Константинович Случевский

диагнозом болезнь времени, тем более опасную, что для многих, очень многих, болезнь эта кажется здоровьем, и потому что она приятна им. Разобрать, в чем дело, прочесть имеющееся налицо задание, как ту знаменитую огненную подпись на пиру Валтасаровом, которую начертала таинственная рука, может далеко не всякий, могут очень немногие, может статься — один только человек. Такой надписью, горевшей в те дни над русскими землями, еще находившимися в полном брожении, было уничтожение удельной системы, в силу которой престолонаследие переходило не от отца к сыну, а к старшему в роде. Кровью людской и бесконечным ослаблением страны свидетельствовалось последнее царство этой системы. Прямым следствием её, понятным, однако, в те дни очень немногим, явилось иго татарское, тяготевшее над Русью, сложилась Польша, возникло балтийское рыцарство.

Если теперь причина этого зла совершенно ясна нам; если мы, далекие потомки, тем более ясно понимаем ее, что видим в нынешнем могуществе России прямое следствие того, что совершила другая система престолонаследия, то догадываться о ней в те дни было далеко нелегко, и для этого требовалась особенно яркая государственная прозорливость. Возможность такого предвидения, такой прозорливости была тем труднее, что тогдашнее общение между отдельными княжествами, между частями будущей России являлось слабым, неполным; что о судьбах одного из княжений узнавалось в другом только урывками, случайно и во всяком случае не иначе, как после совершившегося факта; что самая мысль о возможности цельной России, что простое представление себе карты России, в те годы могли быть делом только особенно сильного, великого ума, — того, что называем мы теперь на обиходном языке нашем делом государственной гениальности.

Нельзя, конечно, и, пожалуй, не имеет права исследователь деятельности преподобного Сергия и принимать свои соображения за соображения, якобы руководившие им; но некоторая догадливость, некоторое наведение будут все-таки у места. Едва ли можно сомневаться в том, что мысль задумчивого, сосредоточенного ребенка, уже в самые ранние дни его жизни, поставленная к лицу с каким-то ему неизвестным, но могущественным положением вещей, заставившим его родителей покинуть родной им Ростов и переселиться в весь Радонежскую, чтобы эта мысль не имела для Сергия никакого значения. Нельзя также не обратить внимания на то, что юноша Сергий, почувствовав потребность уединения и молитвы в пустыне, ушел не куда-либо очень далеко, в дебри Олонецкого края, или Пермской земли, или еще далее, к Соловкам, как это сделали другие подвижники, поселившись там, где уединение могло быть действительно совершенным, а ограничился удалением в ближние пределы ростовские, сравнительно все-таки более населенные и, во всяком случае, очень близкие от Москвы. Кто решит: было это делом случая, или исторического соображения и провидения?

Далее, если присмотреться внимательнее к тем случаям жизни, в которых Сергий проступал, продвигался в кипучую деятельность общественных задач и судеб дня, то и в этом сказывается опять-таки целая своеобразная система. Если, как сказано, несомненно то, что мысль о значении единодержавия для России теплилась уже давно в светлейших умах наших князей и святителей; если она нашла себе сознательное воплощение в том, например, что святитель митрополит Петр нашел нужным переселиться навсегда из внушительного, богатого, блиставшего своими храмами Владимира-на-Клязьме в только что возникший тогда городок Москву; если преемник его, святитель Алексий, устоял против искушений обратного перенесения митрополичьего престола из Москвы во Владимир, то гораздо более долгой, упорной, замечательной последовательностью поражает ясность этой мысли именно в Сергии.

Сергию не было еще и сорока лет, когда, вполне сознав значение для России Москвы, он, покинувший родные ростовские пределы, именно вследствие московских притязаний, посетил в 1358 и 1363 году свой родной Ростов, чтобы уговорить князя Константина признать над собой власть великого княжения московского, что и было исполнено. Когда немного позже, а именно — в 1365 году, нижегородский князь Борис вздумал бороться с Москвой и не подчиняться ей, то смирить князя послан был Сергий, который, по данной ему от митрополита власти, не остановился пред тем, чтобы затворит в Нижнем Новгороде все храмы, прекратил богослужение и смирил непокорного князя Бориса. Есть основание полагать, что в 1371 году Сергий много способствовал примирению князей тверского и московского. В 1385 году, по личной просьбе князя Дмитрия, Сергий отправился в Рязань, для умиротворения беспокойного князя Олега, достиг этой цели и скрепил мир и любовь семейным союзом обоих княжеских домов, так как Софья Дмитриевна обвенчалась с сыном Олеговым, Феодором. Все эти великие по своим последствиям странствия в Нижний, в Ростов и Рязань Сергий совершал, по своему обыкновению, пешком.

Но не одно только умиротворение князей под знаменем московским поставил себе задачей Сергий: он действовал и в других случаях, но исключительно под одним только углом зрения, в силу одной только Богом навеянной мысли.

Когда после Успеньева дня 1380 года по вновь проложенной на востоке столбовой дороге, мимо Сергиевой обители, с отборной дружиной, окруженный князьями и боярами, выступил из Москвы великий князь Дмитрий Иоаннович против Мамая, Сергий благословил его и дал ему двух иноков своих, бывших бояр и воинов, Пересвета и Ослябя. Ни кто иной, как Сергий, вполне ясно сознавая значение победы над татарами для возникавшего великого княжения московского, прислал на берега Непрядвы и Мечи старца Нектария с просфорой и собственноручной грамоткой к князю, оканчивавшеюся ободрительным советом: «чтобы ты, господине, таки пошел, а поможет ти Бог и Троица». Прибытие сергиевых посланца, просфоры и грамотки к князю было рассчитано с умилительной сообразительностью: они появились в стане в самое утро боя, и можно представить себе, как своевременно разнеслась тогда по войску весть о преподанном из Троицы Сергиевом благословении? В числе ударов мечей наших, несомненно, участвовала святость этого благословения. Пока гудела сеча Куликовская, ясновидение Сергия, окликнувшего на молитву всю братию, — так сообщает предание, — и прозревавшего, как бы был он очевидцем, все, происходившее на поле битвы, делало свое: преподобный произносил поименные заупокойные молитвы за тех, кто падал в бою, и, наконец, в соответствующий час возвестил о полном поражении Мамая.

Куликовская победа была первым лавровым листком в венке возникшей тогда знаменем единой для русских России — Москвы; особенно тщательно вплетал его Сергий.

В 1389 году, 19 мая, ровно пять столетий тому назад, в полном расцвете жизни и славный своим княжением, умирал Дмитрий Иоаннович Донской. В безмолвии и горести стояли у его смертного ядра бояре, собраны были дети и пришла, слабая от родов после шестого сына, супруга его Евдокия. Сказав несколько вещих слов, умиравший великий князь представил своим боярам семнадцатилетнего Василия, как будущего их государя, простился