Цыган - Анатолий Вениаминович Калинин

– Век, век!

И, повинуясь ему, толпа отхлынула к «Волге», из которой шоферы «икарусов» вытаскивали двух мужчин в темных очках. Один из них вцепился руками в баранку руля, а другой сзади вкогтился ему в плечи так, что шоферам пришлось повозиться, прежде чем вытащить обоих из «Волги». Взяв за руки и за ноги, шоферы «икарусов» стали откачивать их, не ожидая, когда вернется из хутора чей-то поехавший туда за врачом «Москвич».

Однако Будулай вытащенную им из «Волги» женщину стал откачивать не так. На фронте на переправах не раз видел он, как солдаты откачивали своих попрыгавших в воду с разбомбленных паромов и лодок товарищей. Вытаскивая их на берег, поднимали за ноги и трясли до тех пор, пока не начинала выхлестывать из них вода.

И теперь, подняв за ноги женщину в плотно облепившем ее мокром сарафане, Будулай тоже стал трясти ее и раскачивать, как маятник, из стороны в сторону.

Ему непросто было удерживать ее на вытянутых руках. Но все-таки он удержал. И тряс ее до тех пор, пока она не содрогнулась у него в руках и не хлынула у нее изо рта зеленая вода. Только после этого Будулай положил ее под вербой на траву и, отстегивая на ней плечики золотистого купальника, невольно отвел глаза от выплеснувшейся из него смуглой груди.

Открыв глаза, она села на траве под вербой со спущенными до пояса сарафаном и купальником и вдруг с удивлением спросила:

– Это ты, Будулай?

И, опять откидываясь на траву, закрыла глаза. Лиловая краска с ресниц расползалась у нее по щекам.

Когда вернулся из хутора «Москвич» с врачом, Будулай вынес ее из-под вербы. Откинув навзничь голову с узлом мокрых белых волос, она обвисла у него на руках.

– Жива, жива! – прошелестело по толпе.

Будулай подтвердил:

– Жива.

Но о смуглолицых ее спутниках молодой врач в пенсне, поочередно послушав и поворочав их, на вопрос приехавшей с ним на «Москвиче» медсестры: «Камфару?» – ответил, слегка заикаясь:

– П-поздно.

Вдруг Будулай, одним взглядом охватывая их, всех троих, уложенных рядом друг с другом на траве, пошатнулся и вынужден был ухватиться рукой за ствол вербы. Он все вспомнил.

Уже начинало смеркаться, когда дежурному по райотделу милиции лейтенанту позвонил с квартиры его начальник с обычным вопросом:

– Ну как воскресенье прошло?

– Нормально, товарищ майор, – вставая за столом, отрапортовал лейтенант.

– Без ЧП? – недоверчиво переспросил начальник райотдела.

– Без ЧП, – твердо ответил лейтенант. – На Кундрючьей один дикарь с яра спикировал, но его поймали.

– Живого?

– В вытрезвитель отвезли, – радостно доложил лейтенант. – Выполняем месячный план.

Он не столько услышал, сколько почувствовал, как начальник его усмехнулся.

– До плана нам как раз и не хватало одного.

Не успев положить трубку на аппарат, лейтенант услышал, как на улице резко завизжали тормоза. Посуровев лицом, хотел уже выглянуть в окно, но дверь райотдела наотмашь откинулась, и на пороге вырос парень с желтым чубом. Молча он протянул к лейтенанту обе руки.

Лейтенант нахмурился:

– Тебе что, давно уже не стригли твой чуб?

Парень посмотрел на него такими глазами, что рука лейтенанта потянулась к кобуре.

– Лучше защелкни меня, пока я не убежал, – хриплым голосом сказал парень с пшеничным чубом. – Только что под Раздорской я сразу троих угробил.

Опытный лейтенант понял, что он не врет, но счел необходимым пояснить:

– Если с повинной, можно и без наручников обойтись.

Парень шагнул к нему:

– Я не с повинной, лейтенант. Защелкни от греха.

Лейтенант взглянул в его почти белесые глаза и, больше ни слова не говоря, стал отмыкать сейф. «Вот тебе и без ЧП», – подумал он. Хорошенькой новостью предстояло ему теперь обрадовать начальника райотдела.

* * *

Всю ночь зареванная Шелоро, к которой Макарьевна привела приезжую из-за Волги цыганку, не давала Егору заснуть. За целый месяц ему едва удалось вырваться с отделения домой в надежде выкупаться не под самодельным полудохлым душем, а в настоящей ванне, но получилось так, что в его отсутствие и в ванной, оказывается, распаялся титан, и даже ужина Шелоро на этот раз не приготовила к его приезду. Пришлось Егору доедать вчерашний борщ и, как в дремучие времена, купаться, поливая себя из корца водой, нагретой в кастрюле на плите.

Но когда он все же остался вдвоем с Шелоро и она стала все-все по порядку рассказывать ему про приезжую цыганочку, которую Макарьевна привела к ней с собой, у него вскоре сон как рукой сняло. Он даже на кровати сел, свесив ноги на холодный крашеный пол.

– А когда потом довели ее под руки с кладбища, сразу рухнула в зале на диван и до сих пор спит. Не слыхала даже, как мы с Макарьевной раздевали ее. Что-то теперь будет, Егор? – давясь слезами, спросила Шелоро.

И еще не раз за ночь она, не смыкавшая глаз, будила его все одним и тем же вопросом:

– Что будет?

Но когда уже на границе рассвета, начинавшего точиться из степи в окна, она наконец выбилась из сил, Егор сам разбудил ее:

– А про него ты сдуру не рассказала ей?

Шелоро испугалась:

– Что ты, Егор?!

– И Макарьевна?

– Она сама мне сказала, что человека и радостью можно убить.

– Значит, еще не совсем выжила из ума. Но еще неизвестно, какая эту цыганочку ожидает радость впереди, – помолчав, сказал Егор.

Приподнимаясь с подушки на локте, Шелоро заглянула ему в глаза.

– Где, Егор?

– Как будто сама не знаешь, где его теперь надо искать. Если только он оттуда еще не убег.

Шелоро перекрестилась:

– Не приведи господь.

– Пока к нему память не вернется, от него все можно ожидать.

Шелоро еще тревожнее спросила:

– А чью же он тогда в кукурузе подкову нашел?

– Далась вам, бабам, эта подкова. Смолоду я, бывало, и сам приводил к нему ковать лошадей. Лучше его среди цыган на всю степь не было кузнеца. И то, что Ваня был на него похож, вы сами же и захотели себе в голову вбить.

Шелоро опустилась на подушку.

– Ты у меня умный, Егор.

– Только смотрите, чтобы никакое радио до нее не дошло, пока я не надумаю чего-нибудь. И этой самогонщице скажи, что если пробрешется, то я и ее, и заодно тебя батогом запорю.

Шелоро придвинулась к нему, часто задышав.

– Надумай, Егорушка, ты обязательно надумаешь чего-нибудь. Дай я поцелую тебя, а потом, если хочешь, можешь до смерти меня запороть.

* * *

Как всегда по субботам, генерал Стрепетов не на своей новой «Волге» с водителем, а сам за рулем старенького «виллиса» объезжал конезавод.