От Суэца до Кэмп-Дэвида. Противостояние США и СССР на Ближнем Востоке в 1950–1970 гг. - Алексей Михайлович Уразов

к внешнеполитическим действиям в отношении Ирака. Во вступлении говорилось, что «содержание доклада описывает возможную стратегию США на 1961–1962 гг.». Эти аналитические материалы можно считать сжатым описанием того внешнеполитического «наследия», которое администрация Эйзенхауэра оставляла своим преемникам.

По мнению аналитиков ЦРУ, правящий в Ираке режим находился в тупике – в течение года генерал Касем будет смещен со своего поста, вероятнее всего, в результате военного переворота, во главе которого будет стоять группа офицеров-националистов[190].

Приняв чрезвычайно жесткие меры в ходе подавления антиправительственного восстания курдов в Киркуке (июль 1959 г.), генерал Касем фактически лишил себя возможности найти общий язык с какой-либо другой политической силой Ирака, кроме как с компартией. Политическая и экономическая помощь со стороны Советского Союза полностью лишила Касема пространства для какого-либо политического маневра. Осознав сложность своего положения, генерал Касем заметно снизил градус критики в адрес США.

На внешнем фронте режим Касема стоял на грани изоляции в отношениях с региональными игроками как из националистического, так и из консервативного лагеря. Отношения с насеровским Египтом прошли полный цикл: от чрезвычайно позитивных до состояния холодной войны; консервативная Иордания продолжала рассматривать перспективы монархической реставрации в Ираке дома Хашимитов. В этих условиях молчаливую поддержку ей оказывали Иран, Саудовская Аравия и Ливан[191].

Вашингтон не собирался идти на конфронтацию с Багдадом. Анализируя заявления иракской стороны, сделанные министром иностранных дел Ирака в октябре 1960 г. в ходе американо-иракских переговоров в Нью-Йорке, специалисты Госдепартамента видели потенциальную возможность для улучшения американо-иракских отношений, прежде всего за счет предоставления американской стороной прямой экономической и гуманитарной помощи Ираку, если Багдад того пожелает[192]. Фактически речь шла о смещении акцента в отношениях с Ираком с позиций «грубой силы» на позиции «силы мягкой».

Такая постановка вопроса была знаком «новых веяний», проникших в экспертную среду сотрудников Госдепартамента. Но по-настоящему эти идеи вышли на авансцену американской внешней политики уже с приходом в Белый дом демократической администрации Джона Кеннеди.

В этих условиях «иракская проблема» и перспективы налаживания отношений с режимом Касема представлялись в Соединенных Штатах в несколько ином свете. С начала 1960-х гг. США начинают выстраивать в регионе Ближнего Востока и зоны Персидского залива качественно новые собственные политические и экономические приоритеты. Прежде всего это касалось проблемы преобразования фактически распавшейся организации Багдадского пакта.

Анализируя действия администрации Эйзенхауэра на Ближнем Востоке в 1950-е гг., можно прийти к нескольким выводам. Суэцкий кризис 1956 г. и последовавшие за ним турбулентные события Ливанского кризиса и Иракской революции 1958 г. стали важной вехой в истории региона Ближнего Востока и зоны Персидского залива. Оказавшись «незапланированным фактором» для правящих кругов Вашингтона, эти события поставили перед руководством США ряд вопросов – от концептуальных до конкретно политических, – и от успешности их решения зависел не только политический ландшафт всего региона, но и расклад сил между США и СССР на периферии биполярной системы.

Встретив в лице насеровского Египта, а затем и касемовского Ирака примеры качественно новых по сути угроз и вызовов, республиканская администрация столкнулась с очевидными трудностями в выработке четкой линии в отношении новых радикальных режимов. Сложное сочетание внутриполитических проблем, усиление влияния панарабистских настроений, а также начало активного сотрудничества правительств Насера и Касема с Москвой оставляли администрации Эйзенхауэра мало пространства для политического маневра. Усугубляло ситуацию отсутствие у американских дипломатов четкого видения природы режимов Насера и Касема, что в итоге привело к некорректным выводам относительно перспектив сотрудничества или конфронтации с Египтом и Ираком.

Спустя два года после революции 1958 г., не добившись заметных успехов в отношении режимов Насера и Касема, республиканская администрация решила самоустраниться от разрешения проблемы. Не найдя эффективного подхода к решению тактических задач на Ближнем Востоке и в зоне Персидского залива, Вашингтон сделал выбор в пользу поддержания своих традиционных региональных партнеров, так называемого «консервативного лагеря» – Ирана, Иордании, Саудовской Аравии, с одной стороны, и Израиля – с другой. При динамичности развития политических процессов на Ближнем Востоке и в зоне Персидского залива, усилении позиций сил арабского национализма и Советского Союза опора на страны «консервативного лагеря» гарантировала США спокойствие «тыла» в борьбе с СССР за регион.

Советский Союз, напротив, в течение 1950-х гг. показал феноменальный прогресс в обеспечении стратегических интересов в некогда недоступном для влияния Москвы регионе Ближнего Востока. После событий Суэцкого кризиса 1956 г. регион Ближнего Востока перестает быть для Советского Союза terra incognita. Формирование и укрепление отношений с новым революционным египетским режимом во главе с Насером, провозгласившим эклектичную политическую программу арабского национализма, создает первый форпост советского влияния в регионе. Готовность политического руководства СССР закрыть глаза на объективно некоммунистическую природу режима Насера и доктрины насеризма дает Москве гибкость в развитии диалога с новыми радикальными арабскими режимами Египта, Сирии и Ирака, что кардинально меняет картину военно-политических построений, делая Ближний Восток в одночасье новой зоной биполярного противостояния.

Разумная дипломатическая линия Москвы в отношении новых ключевых игроков региона – насеровского Египта и касемовского Ирака – позволила СССР за вторую половину 1950-х гг. значительно нарастить фундамент своего военно-политического влияния в регионе. Использование антизападной природы радикальных арабских режимов вкупе с щедрым кредитованием и оказанием военно-технической помощи молодым арабским республикам, выбравшим в качестве пути развития «социалистическую модель», давало Москве дополнительные козыри в развитии диалога с ключевыми акторами Ближнего Востока 1950-х гг. – арабскими националистами.

Откровенный прагматизм в отношении новых политических явлений на Ближнем Востоке позволил СССР усилить эрозию модели постколониального присутствия Великобритании в регионе, оказать давление на США еще в одном сегменте периферии образующегося биполярного мира и сформировать свой внешнеполитический инструментарий работы на Большом Ближнем Востоке. На рубеже 1950–1960-х гг. макрорегион встал на порог новых еще более турбулентных событий, влияние которых было крайне важным для биполярной системы международных отношений в целом.

Часть 4

Обострение борьбы сверхдержав за Ближний Восток в 1960-е гг

Эволюция военно-политического и идеологического соперничества сверхдержав за контроль над Ближним Востоком в первой половине 1960-х гг

Послевоенный биполярный мир при кажущейся внешней простоте оказался не менее сложным, чем полицентрические модели международных отношений предыдущих эпох. Проявились новые факторы, серьезно воздействующие на функционирование всей глобальной системы и значительно повлиявшие на внешнеполитическую стратегию и идеологию двух сверхдержав – США и СССР.

«Дух конфронтации», являвшийся выражением сути мировой политики начала 1960-х гг. с присущим ему преобладанием силовых и квазисиловых методов разрешения локальных кризисов, подпитывался «черно-белой логикой» элит США и СССР и формировал глобальный мир, в котором международный актор мог быть либо «капиталистическим», либо «социалистическим» по своей идеологической ориентации. В течение 1960-х гг. сверхдержавы ожидали от своих союзников и proxy однозначного выбора доминирующей идеологии и разделения всего комплекса своих ценностей. В этих условиях одной из ключевых областей противостояния двух