От Суэца до Кэмп-Дэвида. Противостояние США и СССР на Ближнем Востоке в 1950–1970 гг. - Алексей Михайлович Уразов

Спустя два года, прошедших с момента свершения Июльской революции 1958 г., работа Коммунистической партии Ирака легализована не была. В ходе подготовки визита Микояна в Багдад в ЦК параллельно готовились документы, адресованные «представителям руководства друзей», т. е. иракским коммунистам.

Так, на имя советского посла в Ираке пришли указания провести переговоры с представителями иракских коммунистов и объяснить им взгляд Москвы на проблему политических преследований, которые начал Касем: «Мы постараемся использовать имеющиеся возможности, чтобы выполнить ваши пожелания относительно разъяснения Касему наших взглядов на поддержку национальной независимости в Ираке»[179].

В записке заведующего Отделом по связям с иностранными компартиями Международного отдела ЦК КПСС Б.Н. Пономарева от 4 апреля 1960 г. говорилось: «Мы имеем в виду использовать поездку тов. Микояна в Ирак для того, чтобы обсудить с Касемом отношения с вашей партией, и для того, чтобы создать условия для ее легальной деятельности»[180].

В этих же документах содержится и главный посыл, который Москва направляла генералу Касему: «По правде говоря, Насер своей политикой подавления демократических сил Сирии и Египта, своими антикоммунистическими выступлениями очень много проиграл и проигрывает в глазах международного общественного мнения. <…> Будем надеяться, что жизнь и горький опыт научат его правильному пониманию общественных процессов, и он поймет, какие выгоды можно иметь, если смело и искренне дружить со странами социалистического лагеря»[181].

8 апреля 1960 г. в Багдад с официальным недельным визитом прилетает Председатель Президиума Верховного Совета Микоян. В ходе переговоров он предлагал иракской стороне программу долгосрочного экономического сотрудничества[182]. В условиях политической нестабильности в Ираке эта инициатива выглядела как «покупка» лояльности Багдада.

Речь шла о расширении объемов советской экономической помощи, но главное – о заморозке проекта по сооружению на сирийской части ОАР советскими специалистами ГЭС на реке Евфрат (мощностью в 100 тыс. кВт и орошением земель площадью 100 тыс. га). В условиях, когда СССР всеми силами хотел привлечь Касема в орбиту своей политики, этот шаг выглядел как серьезный политический жест. Москва недвусмысленно намекала генералу Касему, что потенциально готова отказаться от дружбы с Насером и ОАР[183]. Расчет Москвы в дипломатической игре с арабскими националистами был построен на использовании фактора негласного внутрирегионального соперничества за право быть основным центром арабского антиколониального движения.

Но с началом переговоров обозначились серьезные расхождения в позициях Москвы и Багдада. По словам академика Примакова, возникла «нелицеприятная публичная полемика». 14 апреля 1960 г. в ходе одной из дискуссий с генералом Касемом Микоян заявил: «Мы всегда поддерживали и поддерживаем независимую Иракскую Республику и высоко ценим политику позитивного нейтралитета, которую она проводит. Насер хотел объединить арабские страны, он завлек Сирию, но поступил с ней очень плохо. Совершенно запутавшись, он решил объявить войну коммунизму, но это еще больше подорвет его авторитет. Насер хотел сделать с Иракской Республикой то же самое, что и с Сирией. Если вы, – сказал Микоян, обращаясь к Касему, – хорошо и правильно, на демократической основе поведете дело, это будет иметь большое значение для всего Ближнего Востока. Народы будут сравнивать вас с Насером, и это сравнение будет не в пользу Насера»[184].

Слова Микояна свидетельствовали о дилемме, которая существовала в тот период у советского руководства. Волнения в иракском Киркуке в 1959 г. отозвались также и массовыми арестами коммунистов в египетской и сирийской части ОАР, где на членов компартии были повешены ярлыки «агентов советского влияния». Это не могло не остаться незамеченным в Москве, что вкупе со свободолюбивым стилем Насера привело к временному охлаждению советско-египетских отношений в конце 1950-х гг.

В продолжение разговора Касем заявил, что «после революции много нашлось героев», что каждая партия «говорит, что она делала революцию». Что касается коммунистов, то, по уверению Касема, они «получили от революции больше, чем кто-либо другой», а теперь «после каждого заговора стремятся использовать обстановку в своих интересах». «Мы разрушили Багдадский пакт, освободили от англичан Хаббанию и Шайбу, освободили нашу валюту, начали проводить аграрную реформу. У нас свободная пресса…»[185]

Касем, по сути, прозрачно намекал Микояну, что только он является стороной переговоров и единственной политической силой революционного Ирака, с которой Москва потенциально могла построить новый альянс и расширить зону своего влияния на карте Ближнего Востока.

На повестке переговоров сторон по сути обсуждался ключевой вопрос – о базе нового союза СССР и Ирака. Стороны могли бы выбрать внеидеологическую базу взаимодействия и «закрыть глаза» на проблему подавления коммунистических сил в стране и ликвидацию любой политической альтернативы режиму Касема в обмен на формирование советско-иракского союза.

На фоне безусловно союзнической публичной риторики Москвы и Каира визит Микояна еще в один центр арабского национализма Багдад вызвал явную обеспокоенность в Вашингтоне. По данным американской стороны, к экономическому пакету прилагалось и военное досье о поставках в Ирак советских истребителей МиГ-19. «Советы обыграли нас в Ираке», – сообщал из Багдада посол Джерниган[186].

На открывшейся 15-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке между американской и иракской делегацией прошли переговоры, в ходе которых стороны обменялись мнениями о перспективах американо-иракских отношений. Представлявший МИД Ирака министр Джавад высказал надежду на возможность изменения негативного имиджа США в глазах рядовых иракцев. «К тому же, – добавил он, – у руководства Ирака уже не осталось иллюзий относительно причин резкой активизации интереса советской стороны. Теперь мы знаем, что такое советский дипломатический стиль»[187].

Смелые высказывания Джавада не были расценены в Вашингтоне как серьезная критика действий СССР. Отсутствие прямых директив из Вашингтона дало повод думать, что республиканская администрация утрачивала вкус к «борьбе за Ирак».

На внутриполитической сцене США давление на республиканскую администрацию со стороны демократов продолжало усиливаться. Еще в ходе борьбы за пост кандидата в президенты от Демократической партии сенатор Джон Кеннеди уделял большое внимание вопросам внешней политики.

Выступая 15 июля 1960 г. в Лос-Анджелесе на конвенте Демократической партии уже в статусе кандидата в президенты от демократов, Кеннеди заявил: «Мир стал другим. Баланс сил в мире меняется, и мы не сможем идти старым путем. Коммунистическое влияние уже проникло в Азию и уже укрепилось на Ближнем Востоке. Наши друзья превратились в нейтральных игроков, а некоторые из них скатились к прямой враждебности»[188].

Высказывания кандидата от демократов не были простой предвыборной риторикой. Сам факт, что Кеннеди уделил внимание проблемам Ближнего Востока в речи, адресованной, прежде всего, внутренней аудитории, говорил о многом: пересмотр ближневосточной политики США в случае прихода в Белый дом администрации Кеннеди должен был стать одной из основ для активизации общей линии США на мировой арене. Эта логика, названная чуть позже доктриной «новых рубежей», нашла отображение в Платформе Демократической партии, опубликованной 11 июля 1960 г.[189]

За несколько дней до проведения президентских выборов в США ЦРУ предоставило руководству страны перспективный доклад, в котором излагались рекомендации