Корфу (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

была столь прозрачна, что на нее не клюнул даже Гампеш. Вместо этого магистр собрал совет. Рыцари (всего их было 332) решали, что им делать – сдаваться или драться? Одни утверждали, что, имея сильный гарнизон, большие запасы продовольствия и боеприпасов, крепость может выдержать трехлетнюю осаду. Иные взывали к сдаче, памятуя, что орден Святого Иоанна Иерусалимского был призван воевать с мусульманами, но никак не с соотечественниками-христианами. В довершение всего влиятельный командор Буаредон де Рансюэ объявил, что отказывается поднимать оружие против Франции. Командора и еще нескольких согласных с ним рыцарей тут же отправили в тюрьму.

Из хроники осады: «10 июня Доломье, который находился на борту одного из французских кораблей в группе ученых, сопровождавших Бонапарта в египетской экспедиции, передал своему другу, командору овернского языка Жану де Басредону-Рансижа, письмо, содержавшее весьма великодушные условия капитуляции. Басредон передал их Гомпешу, добавив, что “отказывается воевать с оружием в руках против своей родины”. По приказу Гомпеша он был немедленно арестован и посажен в тюрьму. Однако по примеру Басредона ряд французских рыцарей отказались стрелять в своих соотечественников… В этот момент, по свидетельству очевидцев, Гомпеш полностью потерял волю к сопротивлению. А между тем, окажись он более решительным полководцем и организатором, французам пришлось бы нелегко!»

Большинством голосов рыцари решили все же защищаться. Торговый представитель Каруссон передал Бонапарту волю совета – рыцари разрешили войти в гавань лишь четырем судам.

Бонапарт деланно рассердился:

– Я возмущен отказом рыцарей дать нам воды. А потому мы возьмем силой то, что должны были получить по закону гостеприимства!

Французские корабли подошли ближе к крепости, в открытые порты выглянули жерла пушек. А утром следующего дня начался штурм. Пока корабли обстреливали Ла-Валетту, сам Бонапарт с тремя тысячами солдат тем временем беспрепятственно высадился между городом и бухтой Святого Павла. С фортов некоторое время отстреливались, затем рыцари предприняли смелую вылазку, которая, впрочем, была легко отбита. На этом боевой пыл госпитальеров иссяк. Потери ордена составили три убитых и шестеро раненых, среди которых не было ни одного кавалера, а лишь слуги.

Историк пишет: «Орден располагал всего лишь 200 французскими рыцарями, 90 итальянскими, 25 испанскими, 8 португальскими, 5 баварскими, 4 германскими. Едва ли не четвертая часть их состояла из больных и стариков, не способных носить оружие. К бойницам были выкачены пушки, которые не использовались более века. Порох отсырел, опытных канониров не хватало. Солдаты городского ополчения выполняли приказы без энтузиазма, сама мысль о предстоящем сражении против французской армии, считавшейся лучшей в Европе, казалась им неприемлемой». Однако спрашивается, кто виноват во всей этой ситуации, как не сами обленившиеся и разжиревшие на дармовых хлебах рыцари? Уже за две сотни лет к обороне приготовиться было можно!

Впоследствии Бонапарт писал в своих мемуарах: «Мальта не могла бы выдержать 24-часовой бомбардировки; остров, несомненно, обладал громадными физическими средствами к сопротивлению, но был абсолютно лишен моральной силы. Рыцари не сделали ничего постыдного; никто не обязан добиваться невозможного».

Только шестнадцать рыцарей оказались верны традициям ла Валетта. Когда ополченцы покинули позиции, кавалер де Ля Тур де Пеном лично подносил порох к пушкам на стенах Валлетты. Кавалер де Лорас организовал ту самую единственную контратаку французских войск. А кавалер Томмази пытался удержать позиции, возглавляя отряд из трех десятков рыцарей. Пример храбрости показал и 80-летний бальи де Тинье. Неспособный двигаться без посторонней помощи, он приказал вынести себя на носилках на оборонительную стену.

– Во время битвы каждый рыцарь должен быть на поле боя! – заявил старец, когда в руки ему вложили не менее старый меч.

Но эти единичные примеры храбрости уже не могли ничего изменить.

В городе к тому времени уже началась паника. Взбунтовавшаяся чернь растерзала четырех рыцарей, пытавшихся было навести порядок. «Из-за каждой двери можно было услышать, – писал современник, – плач женщин, проклинающих и французов, и великого магистра». Не переставая, звонили колокола. Наконец огромная рыдающая толпа устремилась к дворцу великих магистров. На носилках жители несли статую заступника острова апостола Павла. А вечером во дворце появилась депутация от местного дворянства.

– Мы не понимаем, почему должны сражаться против христианской державы, с которой мы никогда не ссорились! – объявили мальтийские дворяне.

– Если бы я был великим магистром, я бы повесил этих негодяев немедленно! Схватился за меч бальи Каравальи, из итальянцев.

– Вешают грабителей и убийц. Депутатов нации, которая может все потерять и ничего не приобретет в войне, следует выслушать», – был ответ Гомпеша, из немцев.

– Депутаты говорят истину, и мы не имеем права драться с единоверцами! – подали голос сразу несколько членов капитула из французов.

Утром следующего дня мальтийцы начали скопом покидать боевые позиции. В начавшейся неразберихе был ранен российский поверенный в делах ордена шевалье О'Хара. Вскоре побросали мечи и рыцари. На этом оборона одной из неприступных крепостей Европы закончилась.

Пару часов спустя французский эмигрант Милан уже поднялся на борт «Ориента» с посланием магистра Бонапарту и частным письмом к Доломье. В письме секретарь магистра кавалер Миари умолял его помочь ордену, используя свое влияние. Бонапарт вскрыл оба письма собственноручно. А прочитав, поручил Доломье вместе с бригадиром Жюно и агентом Пусьельгэ провести переговоры о перемирии:

– Будьте решительней и как можно жестче с этими трусами! Дело уже сделано и остались лишь некоторые формальности!

И вскоре над легендарными фортами Сент-Эльмо и Рикасолли были подняты белые флаги.

Соглашение о перемирии Бонапарт велел подписывать на борту «Ориента». Пока кавалеры добирались до флагманского корабля, их сильно укачало. Посланцев так отчаянно тошнило, что Бонапарт к ним даже не вышел.

– Зачем мне смотреть на мальтийскую блевотину, когда я тут и французской насмотрелся! – скривился он, узнав, в каком состоянии прибыли переговорщики.

Акт о капитуляции он подписал не глядя, прямо в постели. При этом Бонапарт подписал акт капитуляции как генерал-аншеф… Индийской армии. И пришлепнул особую печать: с изображением пирамиды с пальмовым деревом.

– Рыцари выставили много оговорок! – осторожно заметил ему бывший тут же начальник штаба армии Бертье.

– Это не имеет для меня никакого значения! – отмахнулся Бонапарт. – В случае необходимости мы отменим все оговорки несколькими залпами!

В ту ночь безутешный барон Гомпеш оставил потомкам скорбную запись: «Удивительно и прискорбно, что столь славная мальтийская крепость под защитою кавалеров долженствовала сдаться в 24 часа».

На следующий день над Ла-Валеттой подняли трехцветный французский флаг. Победителям достались фантастические трофеи: 1200 пушек, 40 тысяч ружей, 500 тысяч фунтов пороха, два линейных корабля, фрегат, галеры и большое количество корабельного леса.

По условиям капитуляции Гомпеш получил 30 тысяч гульденов годовой пенсии и княжество в Германии, а каждый из кавалеров по