Записки геологоразведчика. Часть 2: Институт - Александр Викторович Виноградов

Через 25 лет я опять вплотную столкнулся по работе на полигоне с новым поколением офицеров. Это были уже совсем другие люди, с иной шкалой ценностей. Злую шутку с армией сыграл в 1961 г. всё тот же Хрущёв – без всякой подготовки, под видом сокращения, он "выбросил на улицу" более миллиона офицеров. Хорошо известно, что при сокращении, чаще всего, убирают не столько ненужных, сколько неудобных людей. В результате вооружённые силы лишились многих приличных и грамотных офицеров и участников войны. На мой взгляд, произошёл разрыв поколений, что и нанесло большой вред армии.

Студенты охотно посещали занятия на военной кафедре. Но были и исключения из правил. Например, наш одногруппник Паша Ведерников (1925 г. р.), пришедший в группу после академического отпуска в третьем семестре, занятия не посещал. Будучи во время войны пулемётчиком, он был комиссован после тяжёлого ранения. Был навсегда освобождён от занятий военным делом и Дитятьев Вольмар (Володя) Акимович, поскольку он уже имел какое-то воинское звание. Дитятьев Володя появился у нас в группе в середине третьего семестра, переведясь из Ленинградского горного института после годичного академического отпуска. В Свердловске у Володи жила мать, и последний год он провёл на каком-то очень закрытом военном предприятии, где работал на вредном производстве, дающем право выхода на льготную пенсию через 10 лет стажа. Новый студент был уже солидный мужик, на десять лет старше нас, 1927 года рождения. Всегда был очень тщательно одет в недорогую, но хорошо вычищенную, выглаженную одежду и обувь. Почти всегда при галстуке, даже на лекциях. По рассказам Володи, он в 1944 г. пошёл добровольцем. Учился на фотооператора самолётов-разведчиков на Чёрном море. Базировался в порту Феодосия и летал на американской летающей лодке "Катилина" на фотосъёмки нефтяных объектов Румынии (Плоешти) после советских бомбардировок. Там же он участвовал во флотской самодеятельности, что подтверждалось фотографиями, которые он нам показывал.

Володя обладал очень характерной внешностью – большой длинный нос и очень длинные, цвета спелой соломы, волосы. Кроме этого, обладал и несомненным актёрским талантом. Зная его нелёгкий путь в будущей жизни, я и сейчас уверен, что его выбор профессии был ошибочен, и ему надо было идти в школу-студию при каком-нибудь приличном театре в Москве или Ленинграде. Нас, по сути, ещё совсем молодых пацанов, он покорил своим поведением и рассказами. Он рассказывал, как в Ленинграде, на танцах в Мраморном зале, можно "снять" девочку, показав ей уголок сотенной бумажки из наружного нагрудного кармана пиджака и сразу везти её за оконные шторы.

Рис. 28: Дитятьев Вольмар и автор

Студенты слушали, раскрыв рот от изумления, понимая, что Свердловск ещё до "такого уровня культуры" не дорос, и соглашались, что Ленинград в этом плане более "культурный" город.

Правда, в качестве доказательств Володя показывал нам одну и ту же фотографию – на каком-то сундуке лежала голая старая женщина "с волосами на известном месте, как усы у маршала Будённого". То, что такую старуху "снять" на танцах в Мраморном дворце невозможно – это и студенты понимали (многие не были "зелёными" в таких делах).

Когда я через два года ездил с концертной бригадой в Ленинград, то мы выступали и в Мраморном дворце. Также были там на танцах. Володины рассказы я не забыл и решил проверить правдивость его слов. Подоконники были действительно большими, а за портьерами каждого окна реально могли бы спрятаться несколько пар. Однако бурного "оживляжа" на этом фронте я не увидел. Никто не показывал уголки сотенных бумажек и не ходил за портьеры. Рассказы про такую "культуру" сильно напоминали "очень культурную девушку Фиму Собак" из известного романа Ильфа и Петрова. Но это пришло позже. А тогда студенты слушали Володю с определённым интересом.

Однажды я, Володя и ещё двое студентов зашли пообедать в час "пик" в большое театральное кафе на Вайнера рядом с драмтеатром. Все столики были заняты. Вскоре принесли заказ, и все, пригнувшись, сосредоточенно и без всяких разговоров, как это бывает в обеденное время, стали тихо "работать" вилками и ложками.

"Трудился" и Володя. Потом вдруг не поднимая и не поворачивая головы, он очень громко, на весь зал, крикнул: "Споём?!" При этом ни один мускул не дрогнул на его лице – он всё так же сосредоточенно "тягал" салат из тарелки. Весь зал мгновенно напрягся, "запрядал" ушами, и все начали поворачивать головы с набитыми пищей ртами в разные стороны, разыскивая возмутителя спокойствия. Так и никого не обнаружив, люди продолжили обедать. Мы же, зная Володины фокусы, слегка прыснули в ладошки, но потом невозмутимо продолжили употреблять пищу.

Незаметно приблизилась зимняя сессия. Для меня, да и не только, особую сложность представлял экзамен по начертательной геометрии. В группе было всего несколько ребят, кому она давалась легко. Письменные задания по начертательной геометрии я сдал в срок, хорошо готовился к устному экзамену, но на нём всё-таки "поплыл" – не было у меня объёмного мышления. Больше тройки получить не удалось. Дитятьев же вообще не смог ответить на большинство вопросов, старательно морщил лоб, а потом, уже чуть не плача, стал объяснять преподавателю, что он стар, что голова работает плохо, и просил учесть эти обстоятельства. В конце концов, учитель сжалился и поставил Володе тоже тройку.

А вот на экзамене по минералогии случился "форменный прокол". Я любил этот предмет, знал химические формулы всех минералов и легко называл любой из вузовской коллекции. Экзаменатор П. Я. Ярош обращал мало внимания на ответы по билету. Главное для него – назвать минерал и его формулу из собственной коллекции. Так и произошло. Я кратко ответил по билету, после чего Ярош стал доставать из своих ящиков минералы – я их тут же называл. Потом преподаватель вдруг достал зелёный минерал размером с руку – и тут я замешкался, не смог назвать. Тогда учитель спросил: "Что это вы, молодой человек, серпентин не узнали?" А я до этого видел только маленькие кусочки этого минерала, большой не узнал. Ярош поставил в зачётку "уд" – это, до сих пор считаю, незаслуженная и несправедливая оценка. Остальные экзамены и зачёты сдал нормально и поехал домой на зимние каникулы.

Когда пришло время возвращаться в институт, из дома зачем-то взял гитару, а мой двоюродный брат Стасик привёз аккордеон. Я иногда пытался ему подыгрывать разные песни.

В конце февраля 1956 г. в Москве начался ХХ съезд партии. По докладу Хрущёва и других выступающих