Иван Крылов – Superstar. Феномен русского баснописца - Екатерина Эдуардовна Лямина

742

«Патриотические» басни не появились и в двух других известных нам тетрадках, по которым Крылов читал свои сочинения императрице 11 января (10 басен) и 12 мая 1814 года (13 басен) – см. ОР РНБ. Ф. 397. Оп. 1. № 14 и № 20.

743

См. заметку Гнедича «Письмо о поездке в Гатчино 1815 года» (Георгиевский. С. 106–110), а также: Хроника недавней старины. Из архива князя [С. А.] Оболенского-Нелединского-Мелецкого. СПб., 1876. С. 250–251.

744

КВС. С. 164.

745

Из всех возможных способов повреждения шляпы баснописец выбирает тот, который отсылает к одному из базовых скатологических топосов, предполагающему, что голова и седалище символически меняются местами. Ср. анекдот о Баркове и Сумарокове, где головной убор одного поэта используется другим в качестве горшка для экскрементов. На той же топике построена карикатура И. И. Теребенева «Обратный путь, или Действие русского слабительного порошка» (1813). Там казак и крестьянин окружают Наполеона, наложившего в штаны, причем первый издевательски советует ему поскорее нести домой «собранную с русских контрибуцию», а второй, держа в руках треуголку французского императора, добавляет: «А чего в ** не унесешь, так ин в шляпу покладешь». Напомним, что Теребенев как художник-карикатурист принадлежал к оленинскому кругу и почти наверняка был знаком с Крыловым.

746

Лобанов. С. 60.

747

В этом отношении показательна подробность, которую Плетнев приводит в очерке «Иван Андреевич Крылов»: «Крылов, являясь к Ее Величеству, никогда не забывал убираться в пудру. Государыня, обращаясь к нему, часто встречала его следующею шуткою: „Вы, может быть, приехали и не совсем для меня, но (показывая на его напудренную голову) это я уж беру прямо на свой счет“» (Современник. 1845. Т. XXXVII. № 1. С. 61). Эта деталь, по-видимому, стала известна Плетневу от кого-то из свидетелей визитов Крылова ко двору вдовствующей императрицы.

748

КВС. С. 293.

749

Существование идиомы «чихать на что-либо», выражающей пренебрежение, в описываемое время не зафиксировано. Позднее А. П. Чехов построит на основе подобной семиотически насыщенной ситуации комическую новеллу с печальной, в отличие от крыловского анекдота, развязкой («Смерть чиновника», 1883).

750

КВС. С. 144. Когда именно возник этот рассказ, неясно, но действие в нем, видимо, происходит в Павловске, где с балкона дворца можно наблюдать происходящий под окнами парад, а под государыней подразумевается Мария Федоровна. Зная ее отношение к баснописцу, Оленина, похоже, допускала вероятность подобной игровой ситуации. Исключим императрицу Елизавету Алексеевну, которая, по-видимому, вообще не была лично знакома с Крыловым; что касается императрицы Александры Федоровны, то и в ее близкое окружение он не входил. Кроме того, большая разница в возрасте не позволяла даже вообразить подобную бесцеремонность с ее стороны.

751

В игру со своим внешним обликом Крылов включал и обувь (см. выше наблюдение Каменской), однако, как и другие элементы костюма, она, по-видимому, оставалась добротной. Реальных свидетельств о том, что он позволял себе появляться в рваных сапогах, нет.

752

К числу фарсов Крылова (как реальных, так и существовавших только в виде нарративов) мы не относим пересказанную А. О. Смирновой со слов Жуковского историю о том, как Крылов, направляясь вместе с ним к императрице (уже другой – Александре Федоровне), в последнюю минуту вынужден был ретироваться из ее приемной, потому что «пустил в штаны» (Смирнова-Россет А. О. Дневник. Воспоминания. М., 1989. С. 59). По-видимому, здесь мы имеем дело с ошибкой мемуаристки – контаминацией реального рассказа о представлении Крылова Александре Федоровне с «фекальной» историей о писателе Жан-Поле Рихтере и герцоге Кобургском, которую Жуковский часто повторял (см.: Там же. С. 57, 454). Как будет показано далее, фарсовое поведение Крылова в николаевские времена не только не допускало столь явного самоуничижения, но и вообще исключало такую художественную краску, как натурализм.

753

Георгиевский. С. 106.

754

Примечательно, что еще в 1814 году в письме к Оленину секретарь императрицы Г. И. Вилламов именовал обоих поэтов по-разному: баснописца – Иваном Андреевичем Крыловым, а переводчика «Илиады» – г. Гнедичем, при том, что Крылов на тот момент был младше Гнедича чином (Сб. 1869. С. 301).

755

Георгиевский. С. 108. Упомянута 20-летняя великая княжна Анна Павловна.

756

Там же. С. 110. В передаче Вяземского этот эпизод обогатился ответной репликой Крылова: «„Ну а как не попотчует!“ – отвечал он и продолжал накладывать себе на тарелку» (КВС. С. 181). Этот pointe придает истории о гостеприимстве императрицы анекдотическую завершенность и превращает ее в историю только и исключительно о самом Крылове. Таким образом, в выигрышном свете предстают два качества из числа тех, которые он считал нужным подчеркивать в своем публичном образе, – обжорство и дерзкое остроумие.

757

Весной 1823 года с Крыловым случились два «удара»; в результате второго у него «покривилось лицо» (Лобанов. С. 70).

758

Хроника недавней старины. С. 250–251 (письмо Нелединского-Мелецкого к дочери от 30 августа 1823 года).

759

В виде материального выражения благоволения Крылову несколько раз жаловались бриллиантовые перстни: в 1814 году от императрицы-матери за чтение басен, в 1816‑м – от императрицы Елизаветы Алексеевны за поднесение ей нового издания басен и в 1826 году снова от Марии Федоровны за поднесение ей следующего издания (см.: Сб. 1869. С. 301, 302, 304–305; Крылов. Соч. Т. III. С. 355).

760

В этом отношении интересен рассказ Н. М. Еропкиной, в конце 1820‑х – 1830‑е годы гувернантки в доме А. М. Тургенева, старинного, еще с 1780‑х годов, крыловского приятеля. Она пишет о том, как за лукулловскими обедами, устраивавшимися Тургеневым специально для Крылова, тот комически сетовал на жалкую дворцовую кухню и скаредные порции, после которых он якобы оставался голодным (КВС. С. 275). Этот рассказ был записан лишь через пятьдесят лет, и красочный монолог Крылова носит слишком явные следы знакомства мемуаристки с позднейшей беллетристикой, в частности с гоголевской поэтикой застольных описаний. Однако сам факт подобного разговора, по-видимому,