«Ваш Рамзай». Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты». 1922–1930 годы. Книга 1 - Михаил Николаевич Алексеев

ни на мгновение не отрывается от жизни той социальной среды, в которой она выросла. Это тяжёлая, невыносимая жизнь. Нужда, невежество, жестокий, звериный быт, непосильный труд и чудовищная эксплуатация – через это проходит молодая сильная девушка, падая под тяжким бременем и вновь поднимаясь, ожесточаясь, порой отчаиваясь, но стремясь всё вперёд и вперёд в поисках правды, справедливости. Вот недавняя батрачка становится учительницей и пытается передать другим свои крохи знаний, вот она сама попадает в высшую школу, чужая среди весёлой студенческой молодёжи из состоятельных буржуазных семей. И всё ищет, ищет, ищет ощупью, не умея разгадать тайну буржуазного общества. „Я глубоко чувствовала, горячо действовала, но плохо мыслила“, – пишет она».

«Героиня книги Смедли, – сообщалось далее в предисловии, – находит свою правду в революционном рабочем движении. Она растёт вместе с ним и ищет разрешения мучащих её вопросов не внутри себя, а в реальной действительности, в практике революционной борьбы. Своеобразие развития революционной идеологии героини книги Смедли определилось тем, что оно откристаллизовалось под сильным влиянием группы индусов-революционеров, искавших в Америке убежища от английской охранки. Молодая социалистка с первых же шагов проникается убеждением в том, что борьба за освобождение угнетённых народов есть неотъемлемая часть борьбы рабочего класса. Это убеждение помогло ей, невзирая на репрессии, занять боевую интернационалистскую позицию в годы войны. Оно сделало её заклятым врагом „стопроцентного американизма“, шовинистической расовой идеологии, националистического фанфаронства… Героиня книги Смэдли овладевает пролетарской идеологией, идя от антиимпериалистического протеста».

В этой же книге Смедли в обобщённом виде поднимает вторую близкую ей тему – жизнь женщин из низов общества. «На опыте всей своей тяжёлой жизни героиня книги Смэдли делает тот вывод, что женщина, которая желает бороться, не должна выходить замуж, не должна иметь детей, что сочетать семейную жизнь с революционной борьбой нельзя и поэтому надо жертвовать первой. „Любовь, брак, материнство – враги женщины… Это – болезненная реакция на уродливую действительность капиталистического строя. Это – бунт рабы, служащей всю жизнь объектом двойной эксплуатации – капиталистической машины и домашнего очага“», – отмечалось в предисловии к повести.

В 1928 г. Агнес Смедли приняла предложение поехать в Китай в качестве специального корреспондента «Франкфуртер Цайтунг унд Хандельсблатт» и нескольких итальянских газет. С Чаттопадьяя она к этому времени уже рассталась. Смедли отправилась в Китай через СССР, где на несколько дней задержалась в Москве, с тем чтобы принять участие в VI конгрессе Коминтерна, проходившем с 17 июля по 1 сентября 1928 г.

После нескольких месяцев, проведённых в Харбине, Тяньцзине, Пекине и Нанкине, Агнес Смедли в мае 1929 г. поселилась в Шанхае. Она поддерживала связь с леворадикальными организациями китайской интеллигенции и особенно тесно была связана с представителями литературно-писательских кругов. Агнес была связана и с Коммунистической партией Китая, находившейся в подполье, и с представителями Коминтерна в Шанхае, причём инициатива установления таких контактов исходила от неё. В коммунистической партии она, тем не менее, никогда не состояла.

20 марта 1930 г. руководитель Дальневосточного бюро И. А. Рыльский писал в Восточный секретариат: «…В Шанхае живёт корреспондент („Франкфуртер Цайтунг“) г. Смедли. Посылаемые через неё корреспонденции очень хорошие. Она как-то изъявила желание получать информацию о насилии империалистов из наших источников. Мы считаем, что нужно ей такую информацию давать, ибо как империалистические, так и гоминьдановские газеты не дают всего того, что в Китае происходит. Когда выделенный… товарищ встретился с ней, она заявила, что у неё мандат корреспондентки является только легальным прикрытием и что в действительности она является представительницей Антиимпериалистической лиги и что имеет деньги для передачи коммунистам для этой работы».

«Киттоварищи» потребовали инструкций от Рыльского, который не решился самостоятельно дать ответ и запросил в начале января 1930 г. Восточный секретариат ИККИ, правда ли сказанное Смедли и как ему поступить. Ответа, однако, из Москвы так и не поступило ни на телеграмму, ни на письмо. Более того, сама январская телеграмма Рыльского впоследствии не была обнаружена. Такое случалось – представитель ОМС в Шанхае не всегда отправлял телеграммы Дальбюро по назначению.

Как бы то ни было, ещё до приезда Рихарда Зорге Смедли вышла на контакт с представителями Коминтерна, а через них – с китайскими коммунистами. Вероятно, что с представителями Антиимпериалистической лиги («Всемирная лига борьбы против империализма, против угнетения колониальных народов и за национальное освобождение») Смедли была связана, ещё находясь в Германии. Секретарём Антиимпериалистической лиги в Берлине с 1927 по 1933 г. был Вильгельм Мюнценберг[300]. Факт наличия у неё денег и их возможной передачи коммунистам ничем не подтверждается, как, впрочем, и не отрицается. Однако с большой долей вероятности можно считать, что Смедли начала получать информацию от китайских товарищей. Дальбюро в Шанхае, не получая ответа из Москвы, обычно действовало по своему усмотрению, а в данной ситуации оно сочло целесообразным передачу Смедли интересовавшей её информации.

Сразу же после её прибытия в Шанхай обнаружился повышенный интерес к Смедли со стороны полиции. Как следует из конфискованного американцами после Второй мировой войны досье, заведённого шанхайской муниципальной полицией на Агнес Смедли, за ней тотчас организовали слежку. Внимание полиции к своей персоне зафиксировала и сама Смедли, которая отмечала, что в сентябре 1931 г. за её домом вели наблюдение «китайские и русские белогвардейские сыщики».

Было установлено её активное участие в работе таких левых отделениях берлинских политических организаций, как «Индостанская ассоциация» и «Индийское революционное общество», а также обществ левой ориентации – «Друзья Советского Союза», «Всекитайская федерация труда», «Китайская лига защиты прав человека». А вот её членство в Антиимпериалистической лиге полиция не отследила, хотя в Китае с августа 1928 г. действовал аналог или отделение лиги – Антиимпериалистическая лига Шанхая (ликвидирована в июле 1932 г. гоминьдановскими властями).

Смедли чувствовала себя как дома среди представителей китайских левых, ставших для неё преемниками индийских революционеров Калифорнии и Берлина. Левые же стекались в Шанхай потому, что международный сеттльмент предоставлял убежище от китайской полиции Нанкина.

Агнес никогда не делала тайны из своих взглядов и суждений, охотно делилась ими в дискуссиях с китайскими студентами, профсоюзными активистами, представителями интеллигенции.

Энергия, излучаемая этой неистовой натурой, притягивала инакомыслящих китайцев и иностранцев. Выступая в роли друга китайских обездоленных и будучи объектом систематических и злобных нападок со стороны правительственной прессы, Агнес Смедли становилась ближе тем китайцам и японцам, которые симпатизировали Советскому Союзу, что значительно облегчало подбор людей для разведки. Среди них были сочувствовавшие коммунизму или бывшие члены партии, которые по тем или иным причинам потеряли с ней связь. Смедли стала широко известной и в прогрессивных кругах иностранной колонии Шанхая. Другими словами, Агнес общалась с таким невероятным количеством людей, что установить,