Белый ходок - Сим Симович

цветов. Сладкие вкусы, мягкие текстуры, что таяли на языке. Он вытирал испачканные лица, поправлял одежду, следил, чтобы никто не подавился — заботился о них, словно о собственных детях.

Забота. Это было понятие, которое его нынешний разум с трудом воспринимал. Впрочем, он заботился о своих мертвецах и големах, но то была лишь "забота" хозяина об инструментах, холодная и расчётливая. Здесь же было что-то иное — тёплое, бескорыстное чувство, что не требовало ничего взамен, словно любовь матери к своему дитя.

Один из малышей — мальчик с тёмными волосами, что напомнили ему о ком-то далёком и забытом — вдруг заплакал. Слёзы катились по его щекам, как капли дождя по стеклу, а из горла вырывались жалобные звуки. В реальном мире плач ребёнка означал слабость, привлекал хищников, угрожал выживанию всего племени. Но здесь он не чувствовал раздражения или желания заставить замолчать.

Вместо этого его руки сами собой подняли плачущего малыша, прижали к груди. Он качал ребёнка, шептал успокаивающие слова на том же незнакомом языке, что звучал мелодично, как колыбельная песня. Постепенно плач стих, маленькое тело расслабилось, доверчиво прижавшись к нему, словно птенец в гнезде.

Защита. Не та жестокая, что он обеспечивал своим владениям — через страх и смерть, что держала врагов на расстоянии.

Последняя сцена была самой загадочной. Маленькие люди лежали на небольших ложах, накрытые мягкими покрывалами, что были пушистее меха белых медведей. Их глаза были закрыты, дыхание — ровным и спокойным. Сон. Но это был не сон мёртвых, что не видят снов, и не забытьё раненого зверя, что прячется в логове. Это был покой, безмятежность, что приходит лишь к тем, кто не знает страха.

Он ходил между ложами, поправляя покрывала, прислушиваясь к дыханию каждого малыша, словно часовой, охраняющий сокровища короля. Иногда наклонялся, чтобы поцеловать в лоб — жест нежности, смысл которого ускользал от его понимания. Зачем прикасаться губами к коже другого существа? Какую цель преследовал этот ритуал?

Но в этих прикосновениях была сила — не магическая, не физическая, а какая-то иная. Она текла между ним и маленькими людьми, связывая их невидимыми нитями крепче железных цепей. Связь была тёплой, добровольной, основанной на взаимности, а не на принуждении.

Видение начало меркнуть, словно свеча, что догорает до конца. Яркие краски блёкли, звуки становились глуше. Маленькие люди растворялись в воздухе, словно туман на рассвете, оставляя после себя лишь эхо смеха и обрывки непонятных слов.

Он проснулся в своей ледяной пещере, окружённый привычным холодом и мраком. Синие огни мертвецов мерцали в углах, как далёкие звёзды, Ирра стояла на страже у входа, неподвижная, как статуя. Всё было как обычно — мёртвое, неизменное, покорное его воле.

Но что-то изменилось внутри, словно кто-то зажёг маленький огонёк в ледяной пустыне его сердца. Странные образы не хотели уходить из памяти. Маленькие люди с их беззаботным смехом, яркие краски того непонятного места, тепло чужих объятий. Алекс — имя, что звучало в его сознании, как эхо в пустой башне, далёкое и манящее.

Кем был этот Алекс? Что за мир показало ему видение? Почему маленькие люди не боялись, не убегали, не плакали от ужаса? В их глазах не было страха — только радость, доверие, что-то ещё, чему он не мог найти названия в своём словаре смерти и холода.

Любовь. Слово всплыло в сознании само собой, принесённое из глубин забытой памяти, как обломок корабля, выброшенный волнами на берег. Любовь — чувство, которого он не понимал, которое казалось бесполезным в мире, где выживали сильнейшие и хитрейшие. Но в видении оно было повсюду — в прикосновениях, взглядах, звуке голоса, словно воздух, которым дышали эти странные существа.

Он попытался отогнать навязчивые образы, сосредоточиться на текущих делах. Армия росла, как снежная лавина, заводы работали день и ночь, планы по захвату юга приобретали всё более чёткие очертания. Это было важно, это имело смысл в его новом мире льда и смерти. А странные сны о ярких комнатах и смеющихся малышах — просто осколки разрушенного разума, обломки того, кем он был прежде.

Но почему тогда в груди, там, где билось магическое сердце, чувствовалась странная боль? Почему хотелось вернуться в то видение, снова услышать детский смех, почувствовать тепло доверчивых объятий? Почему холод, что всегда был его союзником, теперь казался... одиноким?

Он встал с ледяного трона и направился к выходу, плащ развевался за ним, как крылья гигантской летучей мыши. Нужно было проверить работу заводов, состояние армии, подготовку к великому походу. Реальность требовала внимания господина, а не бессмысленные грёзы о мире, которого не существовало и никогда не могло существовать.

Но когда он проходил мимо одного из живых поселений под его властью, звук детского смеха заставил его