Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории. 1918—1920 гг. Впечатления и мысли члена Омского правительства - Георгий Константинович Гинс

каковы бы ни были деловые расчеты и внешние обстоятельства, чехи, возвращавшиеся с Дальнего Востока на Урал, представляли образец доблести и дисциплины и, казалось, достойны были того восхищения, которое выпало на их долю.

Поэтому Сибирское, а впоследствии Российское, правительство относилось с исключительным вниманием и предупредительностью к чехам, постоянно подчеркивая признание их заслуг.

В особой грамоте Временное Сибирское правительство 30 июня 1918 года, в первый же день по принятии власти, отмечало «крупные заслуги чехов и словаков в истории не только Сибири, но и всего славянства» и выражало «твердую уверенность, что и предстоящие совместные действия чехословацких и русских войск будут сопровождаться таким же выдающимся успехом».

Этим словам не суждено было оправдаться. Сибирское правительство допустило ошибку в оценке значения чехословацких действий, которые, в их конечном результате, не дали ничего не только славянству, но и Сибири. Ошибка была и в уверенности относительно будущих «совместных действий» – они длились недолго.

Сибирские власти допустили ошибку и в другом отношении. Они питали излишнюю уверенность в политическом нейтралитете чехов.

«Сибирское правительство предоставит им выбрать отправку во Францию или продолжение борьбы с Германией в рядах русской армии. Никакого вмешательства во внутреннюю жизнь страны допущено не будет, да они к этому и не стремятся».

Так говорилось в извещении, подписанном видными членами сибирского отдела партии социалистов-революционеров Марковым, Михайловым, Линдбергом и Сидоровым, которые в то время правили в Омске от имени Сибирского правительства.

Эти лица были, однако, одними из виновников того, что чехи не только вмешались во внутреннюю жизнь страны, но и сыграли в ней роковую роль.

Первое вмешательство в политику

В середине августа Сибирское правительство собрало в Томске областную думу. Ее состав был чрезвычайно убог и односторонен. Но ее политические притязания оказались непомерны. Областная дума, избранная по самому несовершенному из мыслимых избирательных законов, претендовала ни больше ни меньше как на присвоение ей верховной государственной власти, с тем чтобы Сибирское правительство обратилось в исполнительный орган думы.

Усматривая в некоторых шагах Сибирского правительства, главным образом в земельных его законах, реакционность, эсеровское большинство думы решило начать поход против правительства, поставив своей задачей изменение его состава. В то же время дума стала проявлять явную недоброжелательность к генералу А.Н. Гришину-Алмазову, неосновательно заподозренному в посягательстве на диктатуру.

Дума нашла себе союзников в лице чехов. Само собой разумеется, что солдатская масса чехов и словаков меньше всего интересовалась политикой и, в частности, Сибирской думой или Гришиным-Алмазовым. Нельзя смешивать чешских политиканов с чешским войском. Доктор Глосс или Рихтер, которые в этот период приобрели известность своей близостью к председателю думы Якушеву и проявили явное пристрастие к эсерам, нисколько не выражали мнений и настроений чешских военных, но они являлись заправилами и определяли направление деятельности войск.

Безумный шаг Якушева и его приспешников, втянувших чехов в русскую политическую жизнь, причинил непоправимые бедствия молодой государственности. Вместо свободного соревнования политических сил создалась острая борьба, вместо закономерной эволюции и последовательного строительства – скачки и неожиданности.

Опираясь на чехов, сидя в вагоне Рихтера, Якушев дирижировал в Омске заранее подготовленными политическими комбинациями. Воспользовавшись отсутствием Вологодского и Серебренникова, он выдвинул новую фигуру безупречного Новоселова, подставив последнего под удары ожесточившихся правых, натравил чехов на Михайлова и Грацианова, которых чехи пытались арестовать, и в результате привел к кровавой сентябрьской драме, жестокому и бессмысленному убийству Новоселова.

Поддержка демократии чехами сослужила печальную службу и для самой демократии, и для всего дела освобождения России от большевизма.

Чехи ускоряют появление Директории

Восстание в Сибири прошло под флагом автономии. Областная дума была носительницей идеи самоуправления Сибири.

Казалось, и господствующая партия думы, и ее друзья-чехи должны были с особой осторожностью отнестись к возникшей в Самарском комитете членов Учредительного собрания идее создания Российского правительства.

Но, с одной стороны, Комитет учредиловцев, Комуч, как его кратко называли, и с другой – Сибирская дума, родственные по партийному составу, вели однородную политику. Через голову Сибирского правительства у них шли деятельные сношения заговорщиков.

Целью этого эсеровского комплота[149]было создание правительства, которое признало бы Учредительное собрание первого созыва. Это и составило главный предмет раздоров на Уфимском совещании. Немногочисленное, но влиятельное меньшинство настаивало, чтобы Директория была свободна от какой-либо опеки со стороны Учредительного собрания, чтобы ей предоставлена была возможность действовать совершенно независимо. Это же меньшинство стремилось к тому, чтобы личный состав Директории обеспечивал ее авторитет и внутреннюю прочность. Но чехи и тут взяли на себя неблагодарную роль.

Из донесений представителей Сибирского правительства в Уфе видно, что на совещание было произведено сильное давление со стороны представителей чехословацких войск. Последние заявили, что если Директория не будет избрана, то чешские войска немедленно очистят фронт.

В то время на Волге начался ряд крупных неудач. Угроза чехов произвела такое сильное впечатление, что, по словам одного из участников совещания, генерала Иванова-Ринова, пришлось идти на все уступки. К этому присоединились еще известия о тех пошатнувших престиж Сибирского правительства омских инцидентах, которые разыгрывались в это время при благосклонном участии чехов и которые, как уже сказано, явились последствием сговора томских и самарских эсеров. Это были события, связанные с арестом министров Крутовского и Шатилова и убийством Новоселова.

Чехи способствовали созданию нежизнеспособной Директории, которая, как все искусственно выращенное, не могла просуществовать и двух месяцев и не оставила после себя ничего. Эта самая Директория, будь она создана с меньшей поспешностью и с большей обдуманностью и независимостью, могла бы предупредить тяжелую катастрофу 1919 года. Но, являясь невыношенным политическим плодом, она погибла так же быстро, как и возникла.

Откуда могла явиться у чехов такая самонадеянная уверенность, что они понимают русские политические интересы и русские политические отношения лучше самих русских? Откуда проистекала та смелость настояний и угроз, которыми они воздействовали на участников совещания, вынуждая к искусственным и нежелательным компромиссам?

Достаточно было увидеть чешских политических представителей в Сибири, чтобы эта загадка легко разрешилась. Все это были люди, меньше всего пригодные для занятия политикой. Неожиданная роль дипломатов, выпавшая на долю, в лучшем случае медиков и журналистов, а по большей части людей, еще более далеких от политики, вскружила им головы, а заигрывание и лесть со стороны эсеров побудили их пуститься в политическую игру, окончившуюся политической драмой.

Характерным примером бесцеремонности этих чешских политиков может служить визит ко мне того самого Рихтера, который был ангелом-хранителем Якушева во время интриг последнего в Омске. Дело было в ноябре, когда Директория никак не могла столковаться с Сибирским правительством относительно состава Совета министров. Рихтер взял карандаш и приготовился составлять вместе со мной