Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

И хотя миссия в столице была полностью изолирована и оставалась в течение июня без защиты, она после оглашения приказа о депортации была окружена солдатами, не спускавшими глаз с ее главного входа[2337]. Несмотря на строжайший, хотя и запоздавший, запрет вали, Генри и Эрнест Риггзы, а также Генри Аткинсон продолжали принимать от армян их средства. Согласно ходившим в Мезре слухам, в руках миссионеров находились «баснословные суммы», хотя называемые сплетниками величины «никогда не превосходили» суммы, которую Риггз действительно передал своему казначею в Константинополе через местный банк. Казначей, в свою очередь, взял на себя ответственность по передаче этих денег в Америку. Полиция так и не узнала, сколько же денег было на самом деле[2338]. Когда вали через шефа полиции направил Риггзу требование о возвращении ему армянских средств, глава американской миссии ответил, что уже перевел деньги в Соединенные Штаты. В качестве «официального» документа у офицера полиции было только требование, заполненное некой молодой женщиной, чья семья доверила средства американцам. Она находилась в гареме в Мезре… Риггз замечает, что содержавшие армянских женщин турки постоянно закидывали его требованиями такого рода, но неизменно получали одинаковый ответ[2339].

Чтобы оценить умонастроение армян накануне депортации, необходимо учитывать очень важную особенность — их абсолютную неосведомленность о преступлениях, совершаемых в других провинциях. Первые караваны из северных вилайетов прибыли в Мезре сразу после отправления двух первых конвоев, что, скорее всего, не было случайным. Пиранян, познакомившийся во время своего заключения в «Красном конаке» во второй половине июня с двумя беженцами из Ябагчура, отмечает, что только после того, как услышал их историю, начал в полной мере понимать план младотурок, в частности то, что ожидало депортированных по дороге в «ссылку»[2340]. Мы можем судить о настроении армян по случаю, происшедшему накануне отправки первого конвоя. В этот день власти произвели реквизицию Армянской апостольской и Армянской протестантской церквей, поэтому ночное богослужение проводилось в здании немецкой миссии. Темой богослужения, которое проводил преподобный Ован Синанян из Мезре, было «помолимся, чтобы зло сгинуло с армянской земли»[2341]. Во время службы Синанян повернулся к Эйманну и спросил его с сарказмом, хотел ли бы тот отправиться с депортируемыми в пустыню проводником. Он сказал: «пришло время доказать искренность вашей апостольской души»[2342]. Эйманн не принял вызова.

Консул Дэвис по-своему оценил последствия депортации армянского населения. Он отмечает, что согласно официальной статистике девяносто процентов «торговли и коммерции, осуществлявшей операции через банк, принадлежат армянам», чья деятельность теперь была обречена на разрушение «без возможности восстановления». Из его уст прозвучало пессимистическое пророчество о возвращении к мрачному Средневековью[2343].

Каза Харпут

До сих пор мы рассматривали события, происходившие в Мезре, Харпуте и их окрестностях, т. е. в административном и экономическом центре вилайета Мамурет уль-Азиз. Следует, однако, помнить, что судьба этих городов была тесно связана с судьбой пятидесяти сел Харпутской равнины с общей численностью населения 20 590 человек[2344].

В первый конвой входили люди из трех районов Мезре: Девриш, Наил Бег и Рынки. Общее количество депортированных составляло около двух тысяч пятисот человек. Они шли в сопровождении охраны из пеших и конных жандармов под командованием капитана Адам-паши. 1 июля конвой отправился по дороге на Диарбекир. Кроме женщин и детей, представлявших основную массу, в караване также шли несколько пожилых глав семейств. Среди депортированных можно, в частности, назвать семьи Махманянов, Истамбулянов, Доэртёлянов, Ханигянов, Даракянов и Калпакянов. За конвоем следовала телега, груженная веревками, которые были использованы по назначению вскоре после того, как депортированные покинули Мезре, когда мужчин отделили от остальных и приставили к ним отдельную охрану[2345]. На следующий день депортированные миновали озеро Гёлюк и вечером добрались до Аргана-Мадена в Диарбекирском вилайете. Через неделю они достигли Диарбекира, где их оставили на кладбище за городскими стенами После смены охраны караван на нанятых в Мезре телегах снова пустился в путь. Всю неделю, в течение которой конвой переходил из Диарбекира в Мардин, подконвойные неоднократно подвергались грабежу со стороны чете. Молодых женщин и детей похищали или продавали местным жителям. Самых маленьких и самых старых бросали по обочинам дороги. Через две недели оставшиеся в живых добрались до Рас-аль-Айна. Еще через две недели жалкая кучка уцелевших прибыла в Дер-Зор[2346].

2 июля 1915 г. из Мезре отправился второй конвой, на этот раз в Малатью. В его составе было приблизительно три тысячи депортированных из районов Карачёл, Иджадие и Амбар. Это были представители самых богатых семей: Фабрикаторяны, Харпутляны, Зарифяны, Сарафяны, Дингиляны. Гуряны, Арпиаряны, Тотвяны, Карабогсянь и Демиряны. В этом же конвое шел и преподобный Ован Синапян[2347]. Большое количество автомобилей и присутствие многих мужчин — глав семей, конечно, объяснялось богатством этих армян. Мужчин отделили от остальных только после прихода в Малатью У нас нет сведений о том, как они погибли Оставшиеся в караване продолжили свой путь в Урфу. Некоторые из них несколько недель спустя добрались до Дер-Зора[2348].

4 июля пришла очередь населения Гусейнига которых депортировали в одном конвое по направлению в Малатью[2349]. Депортацию армян Харпута отложили до конца июля. По свидетельству Риггза, каймакам Харпута старался оттянуть отправку населения бывшей столицы провинции в надежде выиграть время для изъятия у депортируемых денег и венных вещей. Но более вероятно, что власти возможно, из-за нехватки кадров, решили сначала покончить с Мезре и Гусейнигом, а затем сконцентрироваться на Харпуте. Аресты всех мужчин старше тринадцати лет начались только в первые дни июля, кроме представителей элиты, которых арестовали гораздо раньше. В субботу 6 июля Мария Якобсен и Трейси Аткинсон узнали о смерти двухсот арестованных, убитых накануне вечером в ущелье поблизости Ханкёя сопровождавшим их отрядом чете. Вместе с ними были убиты мужчины из Мезре — в общей сложности восемьсот человек[2350]. В этот же день глашатай объявил жителям Харпута о требовании открыть магазины и мастерские. Все обнаруженные мужчины были арестованы солдатами регулярных войск и следующей ночью высланы из города. И наконец, вечером датчанка узнала, что всех мужчин и юношей старше девяти лет согнали в мечеть и отправили из города в субботу 6 июля. Охранявшие их «курды и жандармы» вернулись в воскресенье из Ичме в одежде, запятнанной кровью их жертв[2351].

После отправки из Мезре первых конвоев власти, по-видимому, решили обратить внимание на людей, получивших официальное освобождение от депортации. Начиная с 8 июля пожилые мужчины, которым ранее было позволено «остаться», начали получать повестки, после чего их тоже