Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

но не знающая ни слова по-корейски, и полугодовалый младенец, кто выступит в мою защиту? - Ну, тогда ищи, где провёл ту ночь Мино, - хмыкнула Наташа. И это был неплохой совет. – Где он живёт в Сеуле? - Не знаю. Он уже уехал, был тут до второго числа – с его слов. Наверное, был в гостинице? Я могу только ему самому позвонить, но это, если всплывёт, даст новые поводы для толков. – Я отпила чай, перевела дыхание. – У меня ещё и другое подозрение есть, не было ли это всё специально подстроено? - Кем? Семьёй Сынри? - Может и кем-то из них. А, может, Джиёном. - А ему зачем? – не поняла Наташа. - Не знаю, но он всегда делает какие-то необъяснимые вещи, которые портят людям жизнь. А Сынри он не любит. - Позвони ему и спроси. - Звонила – он не берёт трубку. - Здорово ты его обидела, а, гляньте на него, - усмехнулась Наташа. – Ну… если хочешь, я попытаюсь узнать, стоял ли кто-то за той статьёй. В каком это было издании? - Не помню… но у меня дома есть экземпляр, я тебе скину название потом. И, кроме того… - Да? - Если это подстроил не Джи, но он всё равно это видел… - опустив взгляд к чашке, я замолчала. Никак не могла выдавить из себя признание в том, что считаю, будто не безразлична королю Сингапура. Это казалось слишком самоуверенным и амбициозным, претендовать на его чувства, которых по легенде не существует. – Я не хотела бы упасть и в его глазах. Наташа помолчала, усваивая, насколько важно мне мнение Дракона. Потом сказала: - Ты перестала любить его из-за того, что он с Тэён? - Что? Я? Ну… - Она так просто сообщила о моей любви, будто это не было секретом ни для кого. Я опешила, хотела сопротивляться, но потом опомнилась. Зачем, для чего и перед кем? – Нет, конечно же, нет. - Так вот и он, если что-то к тебе чувствует, никогда не обратит внимания на то, с кем ты спишь, Даша. - Разве это правильно? Разве люди не должны стараться, чтобы у другого больше никого не было? - Вот именно что – должны. А разве Джиён делает что-то? Он попытался разогнать от тебя мужиков? Разве он не мог помешать твоей свадьбе? И что теперь? Он переложит вину за твою беспорядочную половую жизнь с себя на тебя? Но виноват-то он. Какая бы баба изменила, если бы её мужик, которого она любит и хочет, был бы при ней? Да никакая! А если им увлекательнее то бегать с копьём за мамонтами, то рубиться в приставку, так, как говорит Сынхён, пардон муа – мешайте хуем свой мисо-суп[60]. Ну, про хуй он уже не говорит, я имела в виду французскую часть. Нет, Даша, если мужик ставит выше свою карьеру и свои занятия – а это ничто иное как самолюбование и самоутверждение – мы ему не прислуга для обеспечения комфортного отдыха в промежутках между страданием долбоебизмом. Мы тогда должны ставить выше собственное счастье, и пусть подавятся своей верностью, которую придумали, чтобы всегда и везде у них было, куда приземлиться. Научатся всегда быть рядом – пусть обращаются. - Хотела бы я рассуждать, как ты. - Хочешь – рассуждай, - улыбнулась Наташа. – А в твоём положении я бы о мужиках и вовсе думать перестала. Мы ещё долго просидели с ней за душевной беседой. Иногда к нам заглядывал Чару. Уходить мне совсем не хотелось, но надо было и честь знать. Они меня пригласили к себе в гости в какие-нибудь выходные, дав домашний адрес. - Только заранее позвони, - обменялась со мной номерами Наташа, - а то в конце месяца я буду в отъезде. У Рины свадьба, лечу в Японию. - У Рины?! – изумилась я. – А разве она… - Да-да, уже больше двух лет влюблена в Сынхёна. А, так ты же не знаешь! – Наташа покачала головой. – После твоего ухода со дня рождения Джиёна, попозже, она пыталась, в очередной раз, наладить контакт с нашим другом-интровертом, признаться в своих чувствах и найти понимание, но ничего не вышло. Он дал ей решительный отпор, даром что выпил. А Рине ведь тоже хочется счастья и любви, ей уже за тридцать… одним словом, она приняла предложение союзника своего брата, и скоро станет женой. Не очень счастливой, скорее всего, но… что поделать? Действительно, что было поделать? Возвращаясь на такси домой, я не могла перестать думать об этом, как же много людей связывает свои жизни с кем-то другим, первым попавшимся, мало знакомым, ничем не привлекающим, в надежде обрести счастье, а в итоге получаются такие как я и Сынри, Мино и Бинбин, Рина и её будущий муж. Кто виноват в этих несовпадениях? Может, мы сами, внушившие себе мысль, что любить надо тех, а не других? Может, если суметь полюбить того, кого дарит судьба, станешь намного счастливее, чем с тем, кого выбрал сам? Я молилась о том, чтобы Сынри выздоровел, и я бы отдала ему всю себя, совершенно забыв о Джиёне. Но как его забыть?

Глава пятнадцатая

Заветы Христа не то чтобы стали мною забываться, но, по-моему, я изначально усвоила их как-то однобоко. Иисус проповедовал равенство всех людей, почему же я так часто принижала саму себя перед другими? Если все равны между собой, то я, относясь к тому же животному виду, могу поставить знак равенства между собственной личностью и остальным обществом. Я задумалась об этом после слов Наташи, что если хочу рассуждать иначе, то просто должна это делать. В этой чудесной и смелой женщине не было наглости или надменности, но от неё веяло твёрдой убежденностью в собственной ценности, и ничто не могло этого поколебать. Она так верно тогда изложила свою позицию о том, что женщина – не инкубатор, и не должна рассматриваться лишь исходя из способности продолжать род, что я растерялась со своей беременностью. Готовая рисковать собой ради других, я притормозила только тогда, когда внутри меня появилась другая жизнь, опять же, не моя собственная – другая, и тогда я позволила себе задуматься о сохранности и защищенности. Правильно ли это? Вся эта глубокая, странная философия о стоимости людей, эгоизме, самоотдаче, жертвенности и равнозначности каждого заполнила мой