Зеленая терапия. Как прополоть сорняки в голове и взрастить свое счастье - Сью Стюарт-Смит

Ознакомительный фрагментполностью поглощенная собой и своими юношескими интересами, стала замечать, что наряду со вскапыванием грядок и прополкой сорняков идет какой-то параллельный процесс, благодаря которому она постепенно примиряется со своей потерей.

На том этапе моей жизни я не думала, что садоводство будет чем-то, чему я когда-нибудь буду посвящать много времени. Меня манил мир литературы, и к тому же я была полна решимости постичь тайны разума. Для меня садоводство было одной из форм работы по дому, только на открытом воздухе, причем я скорее предпочла бы испечь булочки или постирать занавески, чем пойти выдирать сорняки.

На протяжении всех лет моей учебы в университете отец периодически лежал в больнице. Он умер, когда я только-только начала свой последний курс. Новость нам сообщили рано утром по телефону, и, как только рассвело, я вышла на тихие улицы Кембриджа, прошла через парк и спустилась к реке. Был яркий, солнечный октябрьский день, мир был зеленым и тихим. Деревья, трава и вода дарили хоть какое-то утешение, и в их умиротворяющем окружении я нашла в себе силы признать ужасную для меня реальность: каким бы прекрасным ни был день, моего отца уже не было в живых, чтобы увидеть это.

Возможно, этот мир зелени и воды напомнил мне о более счастливых временах и о пейзаже, который впервые произвел на меня впечатление в детстве. Мой отец держал лодку на Темзе, и, когда мы с братом были маленькими, наша семья проводила много выходных и праздников на воде, а однажды совершила целую экспедицию к истоку реки. Я помню тишину ранних утренних туманов, ощущение свободы, когда мы играли на летних лугах и ловили рыбу с моим братом – тогда это было нашим любимым занятием.

Во время моих последних нескольких семестров в Кембридже поэзия обрела для меня новое эмоциональное звучание. Мой мир изменился безвозвратно, и я погружалась в стихи, в которых говорилось о тех утешениях, что могла дать природа, и о цикличности жизни. Британские поэты Дилан Томас и Т. С. Элиот были моей поддержкой, но прежде всего это был Вордсворт[2], поэт, который глубоко пережил это сам[3]:

Я теперь

Не так природу вижу, как порой

Бездумной юности, но часто слышу

Чуть слышную мелодию людскую

Печальную…[4]

Горе изолирует, и это так, даже когда это совместно переживаемый опыт. Потеря, опустошившая семью, порождает потребность опираться друг на друга, но в то же время каждый переживает свое лишение, каждый погружается в состояние эмоционального коллапса. Возникает желание защитить другого от слишком сильных эмоций, а потому собственные чувства проще позволить себе проявить вдали от других людей. Деревья, вода, камни и небо, казалось бы, невосприимчивы к человеческим эмоциям, но в то же время они и не отвергают нас.

Природа остается невозмутимой к проявлению наших чувств, и то, что своими эмоциями мы не возбуждаем в ней сходных переживаний, приносит своего рода утешение, которое помогает смягчить одиночество от нашей потери.

В первые несколько лет, последовавших за смертью моего отца, меня тянуло на природу, но не в сад, а к морю. Его прах был погребен недалеко от его родового дома на южном побережье, в водах Солента – оживленного канала, где сновало множество лодок и кораблей. Но именно на длинных уединенных пляжах северного Норфолка, где редко увидишь лодку, я находила для себя наибольшее утешение.

Широкие горизонты были самыми широкими из тех, какие я когда-либо видела. Казалось, что это край мира, и здесь я была настолько близко к отцу, насколько это вообще тогда было возможно.

Изучив работы Фрейда для одной из своих курсовых, я заинтересовалась функционированием разума. Я отказалась от своего плана получить докторскую степень по литературе и решила, что буду учиться на врача. Затем, на третьем курсе медицинского института, я вышла замуж за Тома, для которого садоводство было образом жизни. Я решила, что если ему это нравится, то и мне понравится тоже, но, честно говоря, я все еще была настроена по отношению к садоводству довольно скептично. Тогда это занятие казалось мне еще одной рутиной, которую необходимо было выполнять, хотя, разумеется, приятнее (пока светит солнце) находиться на открытом воздухе, чем в доме.

Несколько лет спустя мы вместе с нашей малышкой Розой переехали в одну из переоборудованных под коттеджи фермерских построек недалеко от дома семьи Тома в Сердж-Хилл в Хартфордшире. В течение следующих нескольких лет к Розе присоединились также Бен и Гарри, в то время как мы с Томом погрузились в создание сада с нуля. «Амбар», как мы назвали наш новый дом, был окружен полями, и его расположение на холме, обращенном к северу и открытом всем ветрам, предполагало, что нам прежде всего нужно создать какое-то укрытие. Мы разбили несколько участков на каменистом поле вокруг нас, посадили деревья и живые изгороди, сделали плетеные ограждения; мы также трудились над тем, чтобы улучшить качество нашей земли. Все это было бы невозможно без огромной помощи и поддержки со стороны родителей Тома и нескольких наших друзей. Когда мы устраивали «вечеринки по сбору камней», Роза вместе со своими бабушкой и дедушкой, тетями и дядями тоже наполняла бесконечные ведра камнями и галькой, после чего их увозили.

Я ощущала, что физически и эмоционально буквально «лишена своих корней», и теперь нуждалась в восстановлении чувства дома, но даже тогда я все равно не осознавала, что садоводство может сыграть определенную роль в том, чтобы я могла «пустить корни». Гораздо лучше я осознавала значение сада в жизни наших детей. Они устраивали себе в кустах логова и укрытия и часами обитали в мирах, которые создавали в своем воображении, так что сад был местом фантастическим и реальным одновременно.

Я видела, как ежедневно творческая энергия Тома и его видение воплощаются в нашем саду, но только когда наш младший сын Гарри стал делать свои первые шаги, я, наконец, начала выращивать растения сама. Я заинтересовалась пряными травами и погрузилась в изучение книг о них. Новые знания привели к экспериментам на кухне и к появлению небольшого садика с травами, который стал «моим». Не обошлось без садоводческих «напастей», среди которых были ползучий огуречник и неубиваемая мыльнянка, но еда, приправленная всевозможными домашними пряными травами, несомненно, улучшала качество нашей жизни, так что оттуда было уже недалеко и до выращивания овощей.

Тогда мне было за тридцать и я работала младшим психиатром в Национальной службе здравоохранения. Садоводство давало видимые