Реквием наборному цеху - Евгений Юрьевич Лукин

Валя Ивановна хватает трубку:

— Да тискают, тискают уже!

Ну да, тискают! Метранпаж ещё дыру не забивал. Неспешно, торжественно, чуть ли не торжествующе счищает он заусенцы с гранки. «Я вас больше ждал с вашим досылом!» — ясно читается на его надменном челе.

— Побыстрее, Миш! — взвывает выпускающий.

— Побыстрее — через гастроном, — помедлив, невозмутимо изрекает тот — и снова принимается скоблить шилом.

— Тогда дай хоть заголовок наберу! — в отчаянии бросает выпускающий и вновь устремляется к членовредительской двери.

* * *

Заголовочная строкоотливная машина напоминает раскулаченный линотип, каковым, скорее всего, и является. То же уставившееся в потолок пушечное жерло с расплавленным гартом, та же свисающая с крюка продолговатая «чушка», постепенно опускающаяся в это самое жерло по мере расходования металла. Говорят, бросить туда мокрую тряпку — всё равно что гранату взорвать: ошмётки гарта грянут в потолок картечью. Возможно, возможно… Проверять как-то не хочется.

В отличие от линотипа, клавиатуры на строкоотливной машине нет, всё надо делать вручную. Берешь верстатку и начинаешь загонять в нее матрицы…

М-да…

У Станислава Лема в «Эдеме» есть очаровательный пассаж — о том, как трудно беседовать со старыми астронавтами об иных мирах. «Ну, там есть такие… такие… — говорят они, беспомощно помогая себе руками. — Большие такие…» Не знают, короче, как назвать и с чем сравнить.

Не берусь гадать, кто были по национальности астронавты Лема, но спорить готов, что не русские. Русский бы всё растолковал в два счёта.

Значит, так…

Берёшь, говорю, железную хреновину с винтом и начинаешь загонять в неё хреновинки помельче. Потом закручиваешь винт, вставляешь всё это вон в ту хренотень, дёргаешь рычаг, а сам на всякий случай отходишь — потому как может плюнуть расплавом. Не всегда, но может.

Всё это, конечно, происходит в отсутствие заголовщицы или хотя бы с милостивого её разрешения, пока начальство делает вид, что отвернулось.

Как нарочно заголовщица на месте, и все верстатки (хреновины с винтом) заняты. Нет бы отлучиться ей куда-нибудь! В гастроном, например…

— Ни-ин! Дай верстаточку…

— Перебьёшься!

— Ну полоса стоит, Ни-ин…

Три минуты лести, низкопоклонства, шантажа — и горячий заголовок у нас в руках. Перекидывая его с ладони на ладонь, как печёную картофелину, и чудом не рассыпая проложки (линейки такие коротенькие, которыми он оснащается), спешим в обратный путь…

И что же мы видим!!!

Пока отливался заголовок, этот злодей успел тиснуть полосу без оного.

— Миша, блин-н! Ну я же просил подождать!

Метранпаж спесиво отворачивает нос.

— Ждать… — ворчит он. — Полсмены вон уже прождали…

Скрежеща зубами, выпускающий хватает бумажные оттиски и нервно скручивает их в рулон.

— Рассыльную вызывать? — Это уже опять Валя Ивановна.

— Да ну её к лешему! Она всегда в цех через гастроном идёт!

Запоздало лязгает входная дюралевая дверь (тоже спит и видит себя гильотиной), но выпускающий уже летит сумрачными коридорами, минуя со свистом все пространственные ловушки, — как вдруг из тёмного бокового пролёта лестницы на него падает с воплем какая-то смутная тень:

— Земляк! Ради бога! Скажи, как отсюда выбраться!