Повесть о прекрасной Отикубо. Повесть о старике Такэтори - Автор Неизвестен

В свите нового зятя, мужа Саннокими, находился один меченосец[7], очень смышленый молодой человек по имени Корэтри. Ему приглянулась Акоги. Долгое время они посылали друг другу любовные письма и, наконец, вступили в брачный союз. Супруги откровенно, без утайки, говорили обо всем между собой. Акоги часто рассказывала мужу о своей любимой госпоже, о том, какое доброе сердце у Отикубо, как она хороша собой и сколько ей приходится терпеть незаслуженных притеснений и обид от бессердечной мачехи.

Заливаясь слезами, Акоги просила:

– Ах, помоги мне устроить ее счастье! Вот было бы хорошо, если б мою барышню тайком выкрал из дому какой-нибудь достойный человек и женился бы на ней.

Акоги с меченосцем все время говорили между собой о грустной участи Отикубо и от души ее жалели, стараясь придумать способ, как помочь ей.

Мать этого меченосца была кормилицей одного знатного молодого человека по имени Митиёри. Он был сыном главного начальника Левой гвардии и сам имел звание сакон-но сёсё: младшего начальника Левой гвардии. Юноша был еще не женат и потому расспрашивал всех о том, какие дочери имеются на выданье в благородных семьях.

Как-то раз меченосец завел при нем речь о горькой участи Отикубо, и этот рассказ запал юноше в сердце. Митиёри улучил минуту и, оставшись с меченосцем наедине, стал его подробно расспрашивать о ней.

– Ах, несчастная, как, верно, тяжело у нее на душе! – воскликнул он. – Ты говоришь, она происходит из высочайшего рода… Устрой мне с нею тайную встречу!

– Как же так сразу! Ведь она и в уме таких мыслей не держит. Я должен сначала сообщить ей о ваших намерениях и узнать ее ответ.

– Введи меня к ней в покои, введи непременно, ведь она живет отдельно от семьи, у самых ворот…

Меченосец рассказал обо всем Акоги.

– Но у моей госпожи сейчас ничего подобного и в помыслах нет. Я слышала, кроме того, что этот молодой человек – порядочный повеса, – стала возражать Акоги. – Как же я стану уговаривать ее довериться известному ветренику?

Но, увидев, что муж раздосадован отказом, она мало-помалу сдалась.

– Хорошо, я поговорю с моей госпожой при удобном случае.

Акоги отвели для жилья тесный закуток рядом с комнатой Отикубо. Но Акоги думала, что ей, как служанке, не подобает стелить свою постель вровень с господским ложем, и уходила спать в клетушку, пол которой был еще ниже, чем в покоях ее молодой госпожи.

Был первый день восьмого месяца года.

Отикубо лежала одна на постели. Не в силах сомкнуть глаз, она послала тихую мольбу к своей покойной матери:

– Матушка, возьми меня к себе, мне так тяжело.

О, если у тебя осталась

Хоть капля жалости ко мне,

Вернись, возьми меня с собой.

Не оставляй меня в добычу

Печалям горестной земли.

Так искала она утешения в напрасных жалобах.

На другое утро Акоги попыталась было завести с ней разговор о любовных исканиях молодого вельможи.

– Муж мой сказал мне то-то и то-то… Что вы об этом думаете? Ведь нельзя же вам до конца ваших дней оставаться одинокой.

Девушка ничего не ответила. Акоги смутилась и не знала, как продолжать, а в это время ее позвали:

– Подай госпоже Саннокими воду для умывания!

Так и пришлось ей уйти ни с чем.

В глубине души Отикубо решила, что в жизни ей все равно нечего ждать хорошего. Несчастная сирота, потерявшая еще в раннем детстве мать, она только и мечтала о смерти. Даже если б она постриглась в монахини, ей все равно не удалось бы покинуть отцовский дом, где к ней так безжалостны. Нет, уж лучше умереть!

Тем временем меченосец отправился во дворец отца Митиёри.

– Ну, что слышно насчет того дела? – нетерпеливо спросил юноша.

– Я потолковал с моей женой, а она говорит: «Так сразу тут ничего не добьешься!» Обычно если у девушки есть родители, то можно как-нибудь поторопить сватовство, но отец молодой госпожи настолько под пятой своей супруги, что навряд ли с ним столкуешься.

– Я же тебе говорил с самого начала: устрой нам тайную встречу. В такое семейство не очень-то приятно войти на правах законного зятя. Если я ее полюблю, то возьму себе в дом. А если она мне не понравится, то связь можно и прекратить под тем предлогом, что в свете пошли пересуды.

– Я узнаю ее решение и сообщу вам, – сказал меченосец.

– Ты погоди! Надо же мне посмотреть на эту девушку раньше, чем решить окончательно. Как я могу дать свое слово, не повидав ее? Ты скажи, что я, мол, человек верный, не покину ее скоро.

– Не покинете скоро? И это, по-вашему, пылкое признание в любви? – нахмурился меченосец.

– Я хотел сказать «никогда», но оговорился. – И Митиёри со смехом вручил меченосцу любовное послание: – На, возьми, передай.

Тот с неохотой принял письмо и отдал его Акоги:

– Вот послание для твоей госпожи.

– Ах, что за мерзость! Нет, уж избавь меня! Я не хочу подбивать свою барышню на разные глупости.

– А ты все-таки уговори ее написать ответ. Ничего в этом нет дурного.

Акоги отнесла письмо к Отикубо.

– Вот послание от того молодого человека, о котором я вам недавно говорила.

– Что ты делаешь? Если об этом узнает матушка, разве она меня похвалит? – ужаснулась Отикубо.

– А когда ваша мачеха сказала о вас доброе слово? Вот еще была забота с ней считаться!

Отикубо ничего не ответила.

Акоги зажгла свечу и прочла письмо. В нем было только одно это стихотворение:

Едва я узнал, что живешь ты на свете,

Как сердце мое прилепилось к тебе.

О чистый ключ на горе Цукуба[8],

Незримый для путника, скажи мне,

Где ключ к незримой моей любви?

– Какой изящный почерк! – тихонько ахнула от восторга Акоги, но, увидев, что Отикубо осталась безучастной, сложила письмо, спрятала его в ларец и вышла из комнаты.

– Ну как, прочла твоя госпожа письмо? – полюбопытствовал меченосец.

– Нет, и не взглянула даже. Так непрочитанным я его и спрятала.

– Не понимаю. Уж все бы лучше, чем жить так, как она сейчас живет… И нам обоим, глядишь, этот любовный союз пошел бы на пользу.

Наутро тюнагон заглянул по дороге из дому в комнатку своей дочери и увидел,