Османская империя. Шесть веков истории - Оливье Буке

Ознакомительный фрагментВслед за Омейядами из Кордовы они основали исламскую империю, ставшую последней подобной империей в западной истории. В 1475 году европейская часть империи обеспечивала 81 % дохода в имперскую казну[1]. В 1512 году примерно 55 % османского населения проживало к западу от Константинополя[2]. «Город, которого желает весь мир»[3] насчитывал от 40 000 до 50 000 человек и по-прежнему процветал, оставаясь ведущим культурным центром. Константинополь считался святыней: в 672 году здесь умер сподвижник Пророка Айюб аль-Ансари. Четыре попытки османских войск взять столицу в период с 1394 по 1422 год потерпели неудачу. Только 29 мая 1453 года, после 54 дней изнурительной осады, новый султан Мехмед II прорвался через неприступные стены. На протяжении всей османской эпохи Константинополь оставался «Константинийе», однако приобрел и новые имена – «Истамбол», что означало «наполненный исламом», и искаженная форма «Стамбул», всепоглощающая столица империи.

1453 год был ознаменован новым translatio imperii[4]: «султан византийских земель» (Румский султан; sultan al-Rûm) заявил свои права на римское наследие. Мехмед II Завоеватель представлял себя новым Цезарем и мечтал походить на Александра Македонского. Его потомки фактически воссоздали границы Византийской империи при Юстиниане. И если на западе Мехмеда изгнали с Итальянского полуострова после взятия Отранто (1480), то на востоке его преемники раздвинули границы бывшей Римской империи, покорив Хиджаз и Йемен. Титул Мехмеда сочетал в себе разные черты: римские (он считал себя императором), турецкие (называл себя сыном хана), персидские (шах) и исламские (глава военных походов, он же султан и гази (ghâzi; gazi). Современники-мусульмане восхваляли султана за воссоединение мусульманской общины и возобновление завоеваний земель неверных. Он был падишахом (верховным господином) ислама и властителем, стоящим выше других.

После победы над египетскими мамлюками в 1517 году султан стал главным преемником исламских империй раннего Средневековья. Отныне он звался «слугой двух святынь» Хиджаза; стал защитником паломничества (хадж; hadj), ежегодного каравана и его маршрутов; перевез мощи Пророка из Каира во дворец Топкапы в Стамбуле. Султан провозгласил свою власть в священных городах Ближнего Востока (Мекка, Медина, Иерусалим). В результате кампании 1534 года в Ираке он разместил там гробницы почитаемых суннитских праведников и важнейшие шиитские святыни (Кербела, Наджаф и Самарра). Султан владел фактически всеми блестящими метрополиями классического ислама (Каир, Дамаск и Багдад), способствовал развитию центров суфийской духовности (Конья, бывшая сельджукская столица), повелел построить религиозные архитектурные комплексы вокруг мечетей в Бурсе, Эдирне и Стамбуле.

Вплоть до падения империи султан представал перед своими подданными главным поборником суннитского ислама: он продвигал идею единства мусульманской общины, отвергал шиизм («сторонников Али», зятя и двоюродного брата Пророка) и на протяжении более двух веков регулярно сталкивался с шиитским императором сефевидов. О важности исламской миссии свидетельствуют титулы Сулеймана (1520–1566): «султан всех султанов мира» и «султан Востока и Запада», «тень Бога на земле» и «дарующий короны временным земным монархам». Сын Сулеймана, Селим II, восстановил Мекку, а также использовал трофеи с Кипра для финансирования строительства в Эдирне мечети Селимие – непревзойденного шедевра величайшего архитектора османской эпохи Мимара Синана (ум. 1588). Однако ни сам султан, ни его преемники не стремились примкнуть к «верховному халифату». Это слово начинает использоваться лишь в конце XVIII века в связи с конкретными политическими обстоятельствами – попыткой препятствовать экспансии России на восток. Редкое употребление понятия до XVIII века связано с рядом причин. С одной стороны, после взятия Багдада монголами в 1258 году Арабский халифат больше не считался основой всеобщего политического единства. С другой – во многих хадисах (hadith) создание халифата приписывается потомкам Пророка, тогда как султан не мог иметь отношение к генеалогическому древу курайшитов.

Обычаи османов напоминают практики Омейядов или Аббасидов, первых арабских династий после смерти пророка Мухаммеда: в городах и селах, разбросанных на огромной территории, разрешалось «обсуждать вопросы богословия и права в соответствии с единой терминологией и сводом правил», «при совершении определенного обряда придерживаться правил той или иной юридической школы», «поклоняться могиле святого» и «собираться на пять ежедневных молитв». Все эти практики носили отпечаток «общих истории, культуры, повседневности и предрасположенности»[5]. Однако турецкая империя отличалась от арабской. Широко распространенный в Малой Азии, долгое время насаждаемый на Балканах, почти неиспользуемый на Ближнем Востоке и в Северной Африке, турецкий язык никогда не занимал таких же позиций, как арабский в классическую эпоху. Он не был столь распространен ни в богослужении, ни в быту и являлся скорее языком администрации, общения визирей (вне зависимости от происхождения, будь оно албанским, хорватским или абхазским), а также языком ученой или, напротив, народной литературы. На турецком говорило большинство анатолийских и балканских мусульман.

Почему именно Османская империя?

Каким образом в раздробленной Малой Азии конца сельджукского периода османский эмир стал, цитируя произнесенные в 1331 году слова Ибн Баттуты, «самым могущественным из тюркских царей, превосходившим всех размером казны, числом городов и солдат»[6]? Как преемники эмира, султаны, смогли, дважды нагнав страх на Вену в 1529 и 1683 годах и внушив ужас папским легатам, распространить ислам в Центральной и Восточной Европе – на территориях, которым он был совсем чужд? Как получилось, что они продержались почти половину тысячелетия? Как удалось создать государство, ставшее последним имперским образованием в Восточном Средиземноморье и воплощением мусульманского универсализма? Эти вопросы задает ставшая частью долгой истории исламских народов и разнообразных обществ Малой Азии, Европы, Африки и Ближнего Востока османская эпоха. Специалисты предлагают множество ответов.

Исключительная территориальная экспансия стала возможна благодаря таким факторам, как существование могущественной армии, организованного командования и грамотного сбора налогов, которое обеспечивало нужды войска. С самого начала государству удавалось мобилизовать граждан на войну с помощью налоговых отчислений и уникальной системы централизованного учета доходов. Идеология завоевания, сочетая в себе чувство чести и тягу к наживе, а также идеализм и авантюризм, объединяла в борьбе с соседними эмирами. Султан успешно удерживал в своей власти разные земли, нередко заключая выгодные союзы с врагами. Органы центральной и региональной администрации добивались своих целей путем принуждения и переговоров, а также с помощью действующих на всех законов и правил, адаптированных к локальным особенностям. Обладавшая исключительными правами на землю, государственная власть устанавливала норму производства и цены на продукты питания. Она обеспечивала привилегированный доступ к стратегическому сырью, оставляя частным предпринимателям, торговцам и простым гражданам возможность производить и продавать то, что обеспечивало бы процветание страны.

Таковы принятые в историографии ответы на поставленные вопросы. Тем не менее они недостаточно характеризуют особенности Османского государства. Почему ученых, сведущих в религиозных науках, т. е. улемов, государство приравнивало к государственным служащим? Почему кади (cadi), первоначально являвшиеся судьями, также превратились в должностных лиц? Почему государственные рабы служили в