Веретено Бабы Яги. Большуха над ведьмами, святочные гадания, ритуальные побои и женская инициация в русских сказках - Олеся Константиновна Яжук

Можно предположить, что наиболее древней была женская инициация. Женщине сама природа подбрасывала загадки, и обряд посвящения пробовал объяснить таинственные изменения женского тела: наступление менструаций, беременность, появление молока и кормление грудью. Мужское тело не знает столь глобальных трансформаций, и необходимости что-либо объяснять не возникало.

Судя по сказкам, девочки проходили обряд посвящения легче. Их инициация соотносилась с нормальным женским развитием и женской природой: девочки узнавали больше о себе и своем теле, и это почти не пугало их. С развитием патриархальных порядков появились подобные обряды и для мальчиков, которым испытания казались чуждыми, «пожирающими».

Матриархальная эпоха тоже оставила свое наследие в словах. Пройдя инициацию, женщина могла вступить в брак, и именно от слова «жена» было образовано слово «жених», а никак не наоборот. Существовала и плата за мужа – вира (уже во времена Русской Правды вира стала платой за некий ущерб, например за убийство человека). Слово «вир» означает «забвение», а в архаике им называли переход мужчины в род жены[5].

Иллюстрация Ивана Билибина к «Сказке об Иване-царевиче, Жар-птице и сером волке».

Сказка об Иване-царевиче, Жар-птице и о сером волке / рис. И. Я. Билибина. – Санкт-Петербург: Экспедиция заготовления гос. бумаг, ценз. 1901 / Wikimedia Commons

Нельзя не вспомнить и свадебные обряды у славян: в них важная роль отводилась именно женщинам, что можно объяснить лишь взаимосвязями между женщинами внутри рода. В некоторых областях, заселенных южными славянами, считалось, что невеста не должна терять девственность в первые три дня замужней жизни, чтобы у нее сложились теплые взаимоотношения с новой семьей. В первую ночь ее отводили спать с матерью мужа, во вторую – с его сестрами, и только в третью ночь молодые вступали в брачную связь.

Таким же архаическим матриархальным отголоском можно назвать традицию, распространенную в Далмации, когда молодые после венчания и пира в доме жениха приезжали в усадьбу матери невесты и именно там проводили первую брачную ночь. Или обычай народных масленичных гуляний, когда первой с горы скатывались именно молодожены; причем внизу жениха засыпали снегом, а жена его выкупала, то есть ведущая роль принадлежала именно ей.

Повлияла эта эпоха и на фольклор. В «Сказке о молодце-удальце, молодильных яблоках и живой воде» Иван-царевич уехал с девицей Синеглазкой в ее девичье царство; в «Марье Моревне» другой Иван-царевич жил с главной героиней в ее королевстве; то же самое происходит с героем в сказке «Царь-девица».

У сказочных персонажей сохранились прозвища или имена, данные по матери. Самый простой пример – Иван – вдовий сын, то есть рожденный у вдовы, без отца. Целых три героя в разных сказках появляются на свет после того, как их матери съедают части волшебной рыбы: Иван-царевич (сын царя и царицы), Иван – девкин сын (сын незамужней служанки) и Иван – коровий сын. Однако в варианте одной сказки похожие персонажи сходятся вместе: богатырь Иван Сучич (сын собаки) и его друзья, Иван-царевич и Иван Девичий (сын дворовой девки). Но самый интересный вариант материнского строя демонстрирует сказка «Краса – Долгая Коса» (в пересказе для детей – «Ненаглядная Красота»): в ней царевич ищет себе невесту – девушку, которую называют «трех маток дочкой, трех бабок внучкой, девяти братьев сестрой». Едва ли не единственный раз в сказках описана семья, в которой сразу несколько женщин занимают главенствующие позиции – это матери и бабки, у которых общие дети и внуки. В привычной нам семье у человека может быть только одна мать и только две родные бабушки, но никак не три. В традиционных семьях обязательно известен глава семьи, будь он хоть царем, хоть крестьянином. В сказке «Краса – Долгая Коса» нигде не упомянуты ни отцы, ни деды этих детей, как и то, что женщины являются вдовами. Видимо, рожденные у женщин дети считаются общими, как это бывает в первобытных племенах, и воспитываются они сообща.

Это роднит Красу с Масленицей, ведь о той дошли слова: «Душа моя Масленица, перепелиные твои косточки, бумажное твое тело, сахарные уста, сладкая речь, красная краса, руса коса, тридцати братьев сестра, сорока бабушек внучка, трех матерей дочка».

Таинства перехода

Долгое время люди и животные, не достигшие «возраста», воспринимались как существа без пола. Это отражает то, что в индоевропейских языках слова, которые к ним применяют, в основном среднего рода: чадо, теля, котя[6]. Даже такие обращения, как дитятко, ляля, младенчик, подразумевают незрелое существо «вне пола»[7]. Когда же инициация ушла в прошлое, появились слова «ребенок», «сын» и «дочь», которыми называют даже младенцев.

Из старых колыбельных до нас дошло множество забавных и странных слов, которыми называли младенцев. Например: бродушка, катыш, коклюшка, купырза, ласутка, малехотка, младень, опекашь, отеленень, пакленок, ползень, пузгленок, сидячка, скорузлик, счиренок, телепень, ходышка, чаплюшко, чупырзик, шалтышка, шевелка, цапырочка.

Чадо – это еще не человек, «оно» только может стать человеком когда-то потом. В северных наречиях девочку, которая еще не достигла возраста замужества, даже называли «не человековатой»[8]. Этот вопрос исследовали многие специалисты разных областей: историки Владимир Пропп и Евгений Новиков (1826–1903), культуролог Мирча Элиаде (1907–1986), психолог Эрих Нойманн (1905–1960), филолог Софья Агранович (1944–2005). И все они сходятся во мнении, что инициация была связана с наступлением половой зрелости.

Во время инициации человек сам проходил путь от биологического состояния к социальному. Веками позже, когда место посвящения заняло крещение, «обмен» биологического существа на социальное совершали в храме крестные родители младенца, при этом было очевидно, что по своей социальной значимости малыш не равен взрослому. Процессы посвящения растягивались на много лет – от крещения и до свадебных ритуалов, и полноценным членом общества считался человек, вступивший в брак.

Выше упоминавшийся Мирча Элиаде выделял два вида инициации. Возрастная открывала подросткам доступ к сакральным знаниям племени и к сексуальности. Считалось, что в это время из подростка рождался человек. В специализированной инициации происходила трансформация более высокого уровня. В ее процессе из обычного человека рождался сверхчеловек – способный творить подобно демиургу и общаться с божествами, предками и духами.

И действительно, по текстам сказок можно проследить, что как минимум женская инициация была разбита на два крупных этапа:

1. Доказательство человечности. Здесь героиня обретала знания о теле, понимание табу. Именно это отражают сказки «Морозко», «Дочь и падчерица» и «Гуси-лебеди».

2. Доказательство божественности. Женщина получала творческие способности: плясать, петь, играть на музыкальном инструменте; осваивала архаическую медицину; училась применять магию и гипноз (вспомните манипуляции с гребнями и полотенцами). Примерами могут служить сказки «Царевна-лягушка», «Василиса Прекрасная» и «Баба Яга».

Кстати, «Царевна-лягушка» и «Василиса Прекрасная» здесь наиболее интересны. Если помните, Василиса постигала у Бабы Яги премудрости архаической медицины, а Царевна-лягушка, прошедшая инициацию не до конца, при содействии невидимых обычным людям помощниц ткала особенные ткани и пекла необычные хлеба. При этом Василиса не танцевала, а Царевна-лягушка не знала медицины. Можно предположить, что в понимании архаичного человека женственность и божественность были очень близки и порой эти категории переходили из одной в другую.

Судя по сказкам, посвящение в люди проходило круглый год, а вот у испытаний прослеживается сезонность. Летом и осенью неофитов испытывали голодом и жаждой, а зимой – голодом и холодами. Об этом мы поговорим ниже, в конкретных главах, где остановимся подробнее на каждом сезоне. На то, что инициация проходила в несколько этапов, косвенно может указывать большая продолжительность процесса. Да, сказки «помнят» и об этом! Например, главная героиня в «Двух сестрах» жила у Бабы Яги год, а Царевна-лягушка носила лягушачью шкуру целых три. Доказав, что она человек, молодая женщина при определенных обстоятельствах могла остаться в услужении у Бабы Яги и получить от нее сакральные знания.

С инициацией во многих культурах неразрывно связана изоляция, на что, безусловно, повлиял матриархальный культ Великой Матери. Племя (или род) изгоняло неофита, и тот отправлялся – или был вынужден отправиться – проходить посвящение. Утрата «маточного рая», родной пещеры, удаление от хорошо знакомых