Соседи - Павел Николаевич Девяшин

Ночью в соседней квартире аншлаг. Там посещаемость всегда на высоте. Пятница, чтоб её. Вот они – знакомые голоса. Здрасьте, здрасьте! Знакомьтесь, это – Семён Иванович, это – тётя Оля, а это – Дениска.

Теребя пальцами подушку и прислушиваясь к гомону соседей, Анна поджала колени. Музыкант, который ненавидит звуки. Иронично…

Хорошо, завтра нет репетиции. Можно вздремнуть днём.

Она перевернулась на другой бок.

Шум порождает тревогу. Тревога переходит в страх. Страх – неизменный спутник бессонницы.

Бессонница – давняя подружка – похожа на круглосуточный завод. Труд без перерыва на праздники и выходные. Словно ты не лежишь на матрасе, а день и ночь стоишь за станком.

Тем временем за стеной зашипела яичница. Слух подвергся массированной атаке: грохот ложки о сковороду сменили причитания ребенка.

Господи! Да кто вообще готовит в первом часу ночи?

Впрочем, надо отдать хлипкому бетону должное – при стопроцентной проводимости звуков он не пропускает запах. Иначе комната напиталась бы прогорклым маргарином.

Анна взбила подушку, взгляд скользнул по открытому окну, качающимся занавескам. Неужели отсутствие аромата обеспечивает сквозняк? Да, наверняка так и есть. Спасибо сентябрьскому ветру да сногсшибательной композиции гвоздики и пустырника.

Уиии…

Пружины дивана заскрипели под весом девушки. Благо, не впиваются в бока. И на том, как говорится, спасибо.

Скрип снова вернул мысли к последней репетиции. Глаза подернула туманная поволока, пальцы вскинулись, перебирая воздух, словно струны.

Вчера вечером Максим оборвал композицию на четвертом такте и, поправив бабочку, улыбнулся:

–Воробьёва, тембр вашей скрипки… Навеял воспоминания о старой двери. Двери в прошлое. Ну, – его щеки едва заметно порозовели, – когда приезжаешь в деревню к родителям и заходишь в сени. Понимаете?..

Сердце Анны выбило бешеное стаккато. К черту ностальгические метафоры, в словах дирижера она услышала лишь критику.

–Я могу лучше! Честное комсомольское!

Устыдившись собственного порыва, Урфимов пожал плечами:

– Не сомневаюсь, однако на оттачивание материала нет времени. Ваш деревянный солдат пока останется в тылу.

Актовый зал наполнил нестройный смех, некоторые переглядывались, прикрывали рот ладонями.

– Дайте другой смычок! – Анна с непоколебимым видом наклонила голову. – Мой пришел в негодность. Отсюда скрипучий звук.

– А почему не скрипку Страдивари, мадемуазель? – съехидничал дирижер, нервно помахивая палочкой. – Плохому танцору, сами знаете… Пардон.

На сцене вновь захихикали. Кто-то подобострастно добавил: «Точнее и не скажешь!»

– Мне-то как раз ничего не мешает, Максим Владимирович! Как и вашему инструментомейстеру, которому недостает храбрости сознаться, что половина инструментов «Колоса» нуждается в ремонте.

Странная штука веселье. Люди могут тысячу раз принимать ту или иную сторону конфликта разумом, но стоит удачно пошутить – и смех в ту же секунду демонстрирует смену симпатии. Над лепным потолком ДК разгулялся гогот.

Максим нахмурился, покачал головой:

– Нечего списывать собственные огрехи на других. Ваша техника требует доработки. Больше практики, сударыня. И всё получится.

– Да вы совсем что ли? – Анна привстала на стуле и повела смычком над головами. – У нас тут половина инструментов на ладан дышат!

Подражая книжному прототипу, Урфин сделал вид, что более не замечает девушку, упрямо вскинул подбородок:

– Продолжим с интерлюдии, товарищи. Три-четыре…

Прокручивая этот разговор, Анна уткнулась в подушку. М-да… Таким макаром внимание Максима не завоюешь. Буду как бабушка – всю жизнь одна.

Часы пробили половину третьего.

Ни дать ни взять судейский молоток, приговаривающий преступника к бодрствованию строгого режима. С конфискацией жизненных сил.

Снова она уснет ближе к утру.

Анна толком не спала с тех пор, как сюда переехала. Чувствовала себя, словно разваренное баранье мясо, отошедшее от кости. На днях она встретила в метро знакомую девочку-фельдшера, поделилась проблемой. Та укоризненно поцокала языком:

– Почему сразу не обратилась к врачу? Нарушение сна – верхушка айсберга. Твой организм подсказывает, что-то неладно. Где-то что-то расклеилось. Не пытайся устранить симптом, Анют. Разберись в причине.

Девушка соглашалась, обещала поработать над собой. Боже! Она просто хотела спать. Хотела, чтобы ей прописали фенобарбитал – белые, похожие на сахар, таблетки в бумажной упаковке. Или мелатонин в картонных коробочках с заводской маркировкой. Простой, как три копейки, с указанием дозировки и срока годности.

Таблетки имеют одинаковый эффект.

С той разницей, что после первых всегда снятся кошмары, а вторые вызывают привыкание. Без них ты больше не уснешь.

Фельдшер посоветовала как-то отвлечься: посчитать овец, цитировать Пушкина. Глядишь, и сон наладится.

Внезапно за стеной раздался грохот. Тарелку они что ли уронили?

– Дениска! Да Дениска же! – возмущалась женщина. – Руки бы тебе оторвать, паршивец…

Анна медленно села. Она впервые расслышала что-то, кроме невнятного гомона. Затаила дыхание, стала прислушиваться. Сама не заметила, как заклевала носом.

В эту секунду и пришла спасительная идея.

Часть вторая

До Нового года осталось пять часов. Скоро пробьют куранты.

Анна открыла форточку и втянула авоську с дефицитным шампанским (хорошо, что остался талон). Воробей и не подумал улететь, сердито запрыгал по карнизу. Хотел было заглянуть в комнату, но не смог – мешали ледяные рисунки на стекле.

Этажом ниже, как всегда, орал телевизор:

«Родины нашей просторы радуют сердце и глаз – реки, леса и озёра, суровый Урал и Кавказ».

Ясно. По второй программе начался «Клуб путешественников». Глухая карга опять врубила на полную катушку.

Ладно хоть так. Всё лучше, чем репортаж о падении Берлинской стены.

В смежной квартире что-то кричали. Непонятно, радовались или бранились.

Девушка поставила бутылку на стол и поморщилась. Неделю назад она, затаив дыхание, слушала голоса соседей, а сегодня ей было наплевать. Хоть затыкай уши! Один чёрт ничего не разберешь. Звук и звук. Какофония.

К новому жильцу снизу она так и не привыкла.

Баба Нина перебралась в общежитие в начале декабря и тем перечеркнула скрипачке всю жизнь. Которая, между прочим, едва стала налаживаться.

Старушка прервала короткий период удач и перемен. С её появлением надежда вновь сменилась отчаянием. Точь-в-точь как у…

«Сто дней Бонапарта».

Именно так Анна, иронично улыбаясь и смахивая слезы, именовала минувшую осень. Французский император вернул власть ровно на сто дней, прежде чем окончательно продуть в битве с судьбой и на веки вечные застрять на острове Святой Елены.

Идея, пришедшая в голову в начале сентября, заключалась в том, чтобы вместо сольфеджио прислушиваться к голосу стен, разбирать, о чем толкуют соседи.

Вначале затея казалась безнадежной. Бу-бу-бу да тра-ля-ля. Однако упорство принесло результат, словно пес брошенную палку. Да, с отметинами зубов и в слюнях, пропахшую мокрой псиной, но зато прямо в руки хозяина. Собачку следовало бы назвать «Бессонницей». На первый взгляд, бестолковая глупая