Генералы и полковники РККА в плену в годы Великой Отечественной войны - Олег Игоревич Нуждин

кампания по увековечиванию подвига советских воинов, военачальники принялись писать мемуары, стали выходить большими тиражами книги, посвященные боям и сражениям 1941–1945 годов. Оказалось невозможным ограничиться только победами завершающего этапа войны, все-таки блицкриг был остановлен под Москвой в 1941 г., и многие города-герои получили свое высокое звание за оборону в трагические дни первых месяцев противостояния нацистской Германии. И неизбежно вставал вопрос, куда пропали те командиры, кто грудью встретил противника на границе, дрался с ним в окружениях, стойко оборонял Москву, Ленинград, Севастополь, Сталинград.

Так всплыла тема плена.

Выяснилось, что очень многие из тех, кто начинал войну на границе в первые дни великих сражений, не смог завершить ее в Берлине. Причиной тому стал плен. Говорить о его масштабах в условиях Советского Союза и действовавших в нем идеологических установок оказалось невозможно, но и проигнорировать проблему также было нельзя. Поэтому про пленных генералов и полковниках все-таки стали говорить на страницах военной литературы, но очень осторожно, дозированно выдавая информацию так, чтобы читатель не усомнился, что плен был исключением из правил, трагическим стечением обстоятельств, избежать которых советские командиры не могли.

Потому общим местом в отечественной литературе стало описание последнего боя, в которой главный герой полностью расходует боеприпасы, убивая значительное количество врагов, отказывается от всех предложений сдаться, и только после нескольких тяжелых ранений, в беспомощном или бессознательном состоянии, нередко еще и в рукопашной, советский генерал или полковник попадал в немецкий плен. Ни в одной книге или статье, вышедшей в Советском Союзе, не называлось не то, чтобы точное (его мы не знаем и поныне), но даже приблизительное количество высших офицеров, оказавшихся в плену. Создавалось впечатление, что таковых было немного, пленный советский генерал представлялся как явление совершенно редкое, почему сомнений в описаниях их пленения, как правило, не возникало.

Можно привести несколько примеров, демонстрирующих принципы отображения обстоятельств пленения в отечественной историографии. В этом отношении весьма показательна позиция Н. И. Масленникова. Так, в его отображении генерал И. С. Никитин пытался прорваться из окружения, но неудачно: «тяжело раненого и контуженного генерала гитлеровцы взяли в плен, привезли в Хаммельбургский лагерь» [392, с. 50]. Дивизия, которой командовал генерал Х. Н. Алавердов две недели дралась с противником, «а ее командир тяжело раненый попал в плен» [392, с. 50]. Герой Сопротивления, генерал Д. М. Карбышев 3 августа 1941 г. «тяжело ранен, контужен и в бессознательном состоянии оказался в плену» [392, с. 54]. И, наконец, генерал Г. И. Тхор, в описании данного автора, летел на самолете, когда 18 сентября 1941 г. его сбили немцы. Сам «Тхор, тяжело раненый, попал в плен» [392, с. 72–73]. Иными словами, советский генерал и патриот не мог попасть в плен иначе как будучи тяжело раненым, контуженным и без сознания.

Если кто-то думает, что это исключительно манера изложения фактов одним автором – Н. И. Масленниковым, – то это не так, и можно привести и иные примеры в подтверждение. Вот, скажем, И. И. Зарубин так описывал положение генерала М. И. Потапова перед тем, как тот был взят в плен: «тяжело контужен и ранен», не мог уже оказать сопротивление [353, с. 113]. В таком же беспомощном состоянии захватили в плен генерала Г. И. Тхора. Его группу в районе с. Мелехи заметили немцы и стали преследовать. Появились танкетки, «самолеты выбросили десант. Раскрыв парашюты, фашисты уже сверху открывали автоматный огонь» [342, с. 112]. Осколками разорвавшейся неподалеку мину генерал Г. И. Тхор был ранен в голову и плечо. Во время нового обстрела – контужен и по собственной просьбе оставлен в с. Загребелье на попечение дочери Дианы. Состояние генерала было тяжелым, он то приходил в себя, то вновь впадал в забытье. Так его и захватили немецкие солдаты [342, с. 113, 114].

Наконец, генерала И. М. Шепетова при прорыве из Харьковского окружения также постигла неудача: он попал под артиллерийско-минометный обстрел и был тяжело контужен. Некоторое время находился без сознания, но и после того, как пришел в себя долго не разговаривал и ничего не слышал. Когда немцы начали прочесывание генерал не смог оказать сопротивление и оказался в плену [483, с. 102, 103].

И даже когда обстоятельства пленения не до конца ясны, но отношение автора к своему герою положительное, тот попадает в плен только вышеуказанным образом – раненым, контуженным, беспомощным: «30 августа фашисты предприняли мощное наступление на участке, где сражался 100-й полк. Видимо, в этот день тяжело раненный или контуженный полковник Смирнов попал в плен и был помещен в шталаг-311» [254, с. 32].

Наверное, сказанного вполне достаточно. Все описания похожи друг на друга и включают в качестве причины пленения, как правило, тяжелые ранения и контузию, иногда еще добавляется отсутствие патронов или внезапный отказ оружия. Авторы таких описаний стараются подчеркнуть, что у их героев не было никакой, совсем никакой, возможности избежать плена. Захват их противником всегда происходил в силу трагически сложившихся, не зависящих от них обстоятельств.

Такой подход вызывает закономерные сомнения. Нужно учитывать, что в неволе оказалось несколько десятков генералов и несколько сот полковников, и часть из них попала в плен не только непосредственно в бою, тяжелоранеными и без сознания. Следовательно, существовали более разнообразные ситуации, сопряженные с множественными причинами, заставлявшими командиров прекращать сопротивление.

Рассказы о судьбах пленных генералов и полковников Красной Армии также можно встретить в иной литературе, посвященной Великой Отечественной войне, в историях соединений, тех или иных боевых операций, движения Сопротивления в лагерях военнопленных. Но все они разрозненные, бессистемные, не дающие цельной картины.

Скудость источниковой базы сказалась как на уровне, так и на количестве исследований. Никакой более или менее полной картины вплоть до настоящего времени так и не сложилось. В историографии вопроса на настоящий момент можно выделить два основных направления: жизнеописания отдельных героев и сборники биографий. В рамках жизнеописаний также образовались основные линии, с одной стороны, биографии героев, с другой – так называемых «предателей», причем в противопоставлении их друг другу. В качестве идеального героя, как правило, фигурирует генерал-лейтенант Д. М. Карбышев, его антиподом является тоже генерал-лейтенант – А. А. Власов.

Биографии

Раньше всего внимание исследователей привлекала фигура генерала Д. М. Карбышева, что неудивительно. Он стал единственным генералом Красной Армии, получившим звание Героя Советского Союза за подвиг, совершенный в немецкой неволе. В канун 20-летия начала Великой Отечественной войны увидел свет сборник очерков, посвященный ему, с названием «Солдат, герой, ученый» [472]. Первая монография о Д. М. Карбышеве, принадлежавшая перу Е. Г. Ре-шина, вышла почти 25 лет спустя