Дурман Востока: По следам Оруэлла, Конрада, Киплинга и других великих писателей, зачарованных Азией - Давид Хименес

Кстати, в Oriental – уже тогда это был подлинный оазис Юго-Восточной Азии – есть номер люкс, названный в честь Моэма. Возможно, так руководство отеля решило отблагодарить великого писателя за то, что тот любезно воздержался от того, чтобы умереть в его стенах, хотя и был буквально на волосок от этого. Едва заселившись в номер, Моэм почувствовал, что его лихорадит. Даже прохладный ветерок, веявший с Чаупхраи, не приносил ему облегчения. Писатель жаловался на головную боль и гадал, не отравился ли чем. Ему померили температуру, она оказалась за сорок. За несколько дней до того, на пути к Сиаму, комендант одного небольшого городка настоял, чтобы Моэм, обычно спавший в палатке с москитной сеткой, переночевал в лучшей комнате комендантского дома. Там он и подхватил малярию. В полубреду Моэм слышал, как хозяйка Oriental мадам Мэр требовала у врача, чтобы тот забрал писателя в больницу: «Я не могу позволить ему умереть здесь, понимаете?» Едва живой, Моэм не стал возмущаться, вполне понимая опасения женщины: столь именитый покойник в самом деле мог немало навредить ее предприятию.

Оправившись от болезни, писатель с энтузиазмом начинает открывать для себя Бангкок. С ним происходит ровно то же, что и с современными туристами: у него не получается полюбить этот город с первого взгляда. Ему претит нескончаемый шум автомобилей – представьте себе, уже в те годы! – гомон уличной толпы, пыль и полное отсутствие архитектуры, которая могла бы послужить источником вдохновения для его творческой натуры. Даже еда кажется ему пресной, хотя поверить в это тем, кто пробовал острую тайскую кухню, довольно сложно. Да, Моэм испытывал слабость к Юго-Восточной Азии, но не к ее городам. Он писал, что им не хватает истории, традиций и спокойствия. Его утомлял царивший там вечный хаос, мучила удушающая жара, сбивали с толку похожие друг на друга улицы. Он жаждал погрузиться в созерцательную умиротворенность, но обнаружил, что «на Востоке тишины не бывает»[2].

И при этом из всех городов к востоку от Суэца писатель выбрал для остановки самый шумный.

Лишь когда с разума Сомерсета Моэма полностью спала пелена малярийного дурмана, ему удалось открыть для себя скрытое очарование Бангкока: зависшие над водой дома, каналы, в которых купаются дети, храмы на берегах реки Чаупхрая. «Как могут такие чудеса существовать на этой мрачной земле?» А еще писатель узнает, что такое «сои», переулочки, обнаруживающиеся в самых неожиданных местах. Стоит углубиться в них буквально на несколько метров, как шум остается позади, уступая место неизведанному. Заблудившись в непредсказуемом и чарующем хаосе Бангкока, вы больше не воспринимаете город как грубый и неприветливый; он будто окутывается «мистическим ореолом, заставляя испытывать самое странное из всех чувств, доступных человеку».

Быть может, именно этот мистический ореол, о котором говорил Моэм, и пленил меня в мою первую поездку в Бангкок? Стал ли он причиной того, что мое путешествие на Восток, которое должно было продлиться шесть месяцев, затянулось почти на два десятилетия? Я никогда не умел объяснить, чем именно меня так восхищает Восток. И почему из тысяч вариантов, которые предлагает Азия, я в качестве места проживания выбрал именно Бангкок. Для тех из нас, кто, подобно Сомерсету Моэму, быстро устает от себя, столица Таиланда подобна чудодейственному бальзаму. Этот город весел, открыт, терпим и, как утверждают некоторые, вздорен. Он не осуждает и не ставит условий. Подстраивается под вас, чтобы дать ровно то, что вы хотите в нем найти. Уезжая из Бангкока, вы чувствуете недосказанность, «словно город скрывает от вас какую-то тайну». И снова и снова возвращаетесь сюда, чтобы попытаться ее открыть.

Моэм и Бангкок были созданы друг для друга: распущенность – и двуликость столицы Таиланда; стремление писателя убежать от общественного порицания – и место, где не судят чужие пороки; жажда совершенства – и прелесть несовершенства; наконец, свойственная этому месту толерантность, готовность угождать гостям, давая им именно то, что им нужно. Надо сказать, что Моэм писал на тему секса гораздо откровеннее своих современников, порой шокируя даже издателей. При этом в Сиаме он нашел такую свободу нравов, о которой в Англии, затянутой в корсет морали и викторианских правил, и мечтать не мог. Неожиданно для себя писатель оказался в стране, где плотские страсти не воспринимались как нечто серьезное. Бангкок был местом, которое английский посол Энтони Рамболд, откомандированный туда в период с 1965 по 1967 год, описал в своей телефонограмме в Лондон так: «У них нет ни литературы, ни живописи, только очень своеобразная музыка. Их скульптура, керамика, танцы заимствованы у других народов, архитектура однообразна, а внутреннее убранство помещений – отвратительно ‹…› И если основными развлечениями состоятельных сословий здесь являются азартные игры и гольф, то общим времяпрепровождением для всех без исключения тайцев следует полагать разврат».

Сложно найти более подходящее место для человека, который в тот период одновременно поддерживал романтические отношения со своей супругой, декоратором Сири Вэлком, и с сотрудником Красного Креста американцем Джеральдом Хакстоном. Биограф Моэма Селина Гастингс писала, что Вэлком смирилась с двойной жизнью мужа. Хакстон стал неразлучным спутником Моэма в его путешествии в запретный мир. Он также был телохранителем писателя и организовывал их совместный досуг. Хотя Моэм ни разу не упомянул американца в «Джентльмене в гостиной», Хакстон сопровождал его на протяжении всего пути, и именно благодаря этому обстоятельству путешествие вышло успешным. Открытый характер Хакстона и его умение сходиться с людьми удачно компенсировали застенчивость писателя. Вдвоем они открывали для себя не только храмы и затерянные деревушки, но и тот самый эротично-чувственный Восток, образ которого, подпитываемый стереотипами и выдумками, до сих пор живет в воображении западных путешественников. И нигде этот образ не эксплуатируется в такой степени, как в Таиланде.

Первая лицензия на открытие борделя была выдана в 1680 году в Аюттхае, на тот момент столице королевства Сиам. Во время войны во Вьетнаме в Бангкоке были построены «кварталы красных фонарей», предназначавшиеся для американских солдат, которые приезжали в город в увольнение. Затем этот бизнес набрал обороты и превратился в мощную индустрию, которая магнитом притягивала к себе западных авантюристов, секс-туристов и неудачников любовного фронта, заполонивших страну в поисках второго шанса. Власти смотрели на это сквозь пальцы, и, более того, в шестидесятые годы ХХ века один из министров внутренних дел Таиланда по имени Прапат Чарусатьен заявил, что сексуальная свобода весьма способствует экономическому росту. Согласно его замыслу, женщины страны должны были всецело отдаться задаче ублажать иностранцев, а впоследствии, когда придет время, страна найдет способ обелить их репутацию.

Но секс и разврат – не единственное, что влечет мужчин Запада на Восток. Когда, после семи лет в Гонконге, я осел в качестве корреспондента в Бангкоке, то узнал, что сотрудники дипломатического представительства Испании в Таиланде называют его «посольством любви» – из-за огромного числа испанцев, запрашивающих визу для очередной невесты, с которой они познакомились накануне в каком-нибудь баре в Патпонге. Тамошний консул рассказывал мне, что ему приходилось проводить совершенно сумасшедшие собеседования с парами, в которых мужчина ни слова не умел сказать по-тайски, а женщина – по-испански. «Мы разводили их по разным комнатам и опрашивали на предмет несоответствий в истории любви, чтобы убедиться, что речь не идет о фиктивном браке ради визы». В результате, как правило, выяснялось, что они действительно безумно влюблены друг в друга – или, по крайней мере, уверены в этом. Впрочем, большинство мужчин предпочитали не везти свою избранницу домой, а остаться в Таиланде. В Исане, сельскохозяйственном регионе на северо-востоке страны, сплошь и рядом можно было встретить шведских дальнобойщиков, немецких плотников, бывших агентов ЦРУ, итальянских предпринимателей и испанских пенсионеров, строивших новую жизнь с молодыми женами, с которыми они познакомились в баре или по интернету. Заполучить себе мужа из «фарангов» – так в Таиланде называют иностранцев – мечта тысяч здешних девушек. В городах на севере страны продавалось подробное руководство под названием «Жених-иностранец, муж-иностранец», содержащее советы и рецепты, как заставить себя принять мужа, если он страшный, толстый или старый, а иногда так и всё разом. Автор рекомендовал думать о хорошем: «У них больше денег, и они вернее тайских мужей, готовых