Тридевятое. Книга вторая - Ирина Кизимова

— Про амбары и погреба вам было говорено, что сие мой приказ: всю снедь проверить. Царя винить изволите?

— Ну что вы, царь-батюшка! — всплеснула руками Настасья. — Мы бы никогда супротив вашего слова не пошли. Да больно муки да бочонков со соленьями жалко… Столько добра зазря пропало! А зима ведь на носу!

— Так было нужно. Впредь будьте добры внимательнее за сохранностью съестного следить. А о присутствии на царской кухне я лично с ним поговорю.

— Благодарствую, царь-батюшка! — благодарно поклонилась старуха, в след за которой на колени бросились и кухонные девки.

— Кто далее?

— Не вели казнить…

— Говорите уже.

Ивану настолько осточертело каждый день выслушивать про деяния Глеба, что хотелось поскорее закончить и в очередной раз без сил хмуро уставиться в стену.

— Давеча боярских дочек снова до слёз довёл, царь-батюшка. Те хотели ему гостинцев передать да беседу завести, а он то слова обидные говорит, то мимо проходит, будто мы для его милости пустое место…

— Не станет он ни на ком жениться, сколько раз вам уже говорено было…

— Но ведь не гоже советнику холостому ходить. — воспротивилась девица. — Вам тоже, царь-батюшка…

— Я непременно улажу вопрос своей женитьбы в ближайшее время. — нагло соврал Иван. — А его в покое оставьте. Царскими поручениями занят, не до девок ему.

Девушка попыталась ещё что-то возразить в противовес, но царь прервал её, начав допрашивать остальных служек. С каждым словом до Ивана доходили либо уже закоренелые, либо новые подробности бурной деятельности Глеба как в царском тереме, так и во всём Царьграде. Похоже, что он успел настроить супротив себя добрую половину жителей, нисколько об этом не задумываясь, хотя чего он ожидал от теперь уже своей личной язвы?

— На сегодня мы закончили. — выслушал последнего просителя Иван. — Давайте договоримся. Я буду принимать челобитные касательно моего советника раз в неделю по пятницам через час после обеденной трапезы.

— Простите, царь-батюшка? — спросил один из присутствующих, и получив одобрительный кивок продолжил. — А на бересте можно челобитную оставить?

— Нет, только лично мне по пятницам через час после обеденной трапезы. — ещё раз повторил царь. — Ежели каждый день приходить будете, слушать не стану. Даже если весь день у двери проторчите. А сейчас своими делами займитесь, а я царские продолжу.

Просители, благодарно кланяясь, посыпались из горницы, а Иван устало осел на лавку, даже не слыша, как хрустят под ним свитки, его правый глаз немного дёргался, а взгляд был устремлён в никуда.

— Давно пора к Яночке за подмогой обратиться. — высказал своей мнение Баюн, уже в который день наблюдавший сию картину.

— Он меня до белого каления доведёт…

— Или с ума из-за его выходок сойдёшь. — закончил за него Баюн. — Каждый день одно и то же слышу.

Иван тяжело вздохнул.

— Почему ты ничего ему об этих мерзких обвинениях не говоришь?

— Он ни в чём не виноват.

— Да ты не хуже меня знаешь, какая Глеб ходячая язва. Может, и делает всё верно, да посыл при этом, сам понимаешь.

— Мне ли не знать об его дурном нраве.

— Слушай, Ваня, я, конечно, не обязан тебе помогать, но послушай совет мудрейшего!

Иван хмуро взглянул в сторону само наречённого «мудрейшего».

— Потолкуй с ним об этом. Рано или поздно всё равно узнает.

— Что узнает?

Кот и царь одновременно обернулись в сторону раздавшегося знакомого голоса.

— О том какое ты солнце ясное, Глебушка! — замурчал кот, спрыгнув с лавки и помчавшись к появившемуся юноше.

Иван проводил его осуждающим взглядом. Вот подхалим! Ещё секунду назад советовал ему поговорить с Глебом об его дурном нраве, а сейчас сам изо всех сил ластится, выпрашивая вкусностей. Никакой помощи в этом тереме!

— Дак о чём разговор был? — спросил Ивана Глеб, присев на корточки, подкармливая кота полоской вяленого мяса.

— Не бери в голову. — отмахнулся тот, решив отложить важный разговор на потом. — Лучше доложи, что происходит в деревнях на берегу реки Иволги. Они сильно пострадали летом из-за самодурства водяных.

— Как ты и предполагал, хозяйство пришло в упадок, но потихоньку восстанавливается. В предыдущие годы зерно и овощи с речных земель свозили на продажу в Царьград, а также в терем в качестве подати. Я поговорил со старостами, ежели они не станут платить терему снедью в нынешнем году, то деревни смогут спокойно перезимовать.

— Это очень хорошие вести.

— Плохие в том, что царскому терему придётся затянуть пояса, поскольку третью часть запасов составляли именно зерно, овощи и другие припасы с речных земель. А из-за того, что я обнаружил примерно с десяток мешков с мукой, в которых были маточные рожки в большом количестве, их пришлось уничтожить, не говоря уже про разбухшие бочки с соленьями. Мы можем погубить много людей, если впредь не будем следить за запасами.

— Я уверен, что мы продержимся эту зиму. В Царьград помимо речных земель привозят снедь и другие деревни, что уж говорить о купцах.

— Ты сам знаешь, что с наступлением зимы будет трудно доставлять товары: дороги заметёт, и многие деревни окажутся отрезанными от связи с Царьградом.

— Мы сможем подготовиться?

— Да, но мне нужно время, дабы проконтролировать ситуацию в остальных селениях, в том числе чтобы убедиться, что зиму переживут не только жители Царьграда. Благо с большей частью я уже закончил, а Синеград с побережьем и без нашей помощи справятся.

— Глеб… что бы я без тебя делал. — протянул Иван, восхищённо глядя на друга. Хоть он и был нелюдимым и язвительным, но контроль над всем словно был у него в крови.

Тот на его слова только глаза закатил, в гробу он видал эти лестные речи, что от Баюна, что от Ивана.

— Ты освободишься от дел вечером?

— А ты? — Глеб кинул обеспокоенный взгляд на горы берестяных грамот, некоторые из которых, судя по всему, даже не были просмотрены.

— Не думаю, что успею закончить с этим сегодня, но нам нужно потолковать.

Чародей нахмурился, но лишних вопросов задавать не стал и коротко кивнул.

— Ладно, пойду перехвачу что-нибудь на кухне и отправлюсь