Уральский следопыт, 1958-01 - Журнал «Уральский следопыт»

увлекался им, до всего стремился дойти сам. Увидал он как-то машинку для сбора ягод, которую смастерил мой отец, и сразу же отправился с ней по бруснику. Любил он также собирать грибы, купаться.

Л. Парвиайнен

КОММУНИСТОМ СТАТЬ МОЖНО ЛИШЬ ТОГДА, КОГДА ОБОГАТИШЬ СВОЮ ПАМЯТЬ ЗНАНИЕМ ВСЕХ ТЕХ БОГАТСТВ, КОТОРЫЕ И ВЫРАБОТАЛО ЧЕЛОВЕЧЕСТВО.

В. Ленин

Осенний лист

Рис. В. Васильева

Говорят,

что с гранитных ступенек

В боевом, незабытом году,

Чуть прищурясь, задумчивый Ленин

Лист осенний поднял на ходу.

Зарастала последняя просинь,

Ветер гневно дождил и штормил.

И старьё,

словно ржавчину осень,

С беспощадностью сбрасывал мир!

Может, Ленин подумал об этом?

Просто ль вспомнил другой листопад?

Но к весеннему солнцу

планету

Поворачивал Петроград.

Надо было работать!

И Ленин,

Улыбнувшись,

Пошёл напрямик,

Словно пропуск,

Листок тот осенний

Наколов часовому на штык.

Часовому, солдату с Урала,

Что казался таким молодым…

Ой, рассказчик, седой и бывалый,

Да не ты ли был тем часовым?

Лев Сорокин

Слепой ПОЛЕТ

Научно-фантастический рассказ

АЛЕКСАНДР БЕЛЯЕВ

Рис. В. Бубенщикова

В 1935 году, когда впервые начал выходить «Уральский следопыт», известный советский писатель-фантаст А. Р. Беляев написал для нашего журнала этот рассказ.

Читая его сейчас, поражаешься и познаниями писателя и его прозорливостью. Всё, о чём пишет А. Р. Беляев, в те дни казалось далёкой фантастической мечтой. Но прошло всего двадцать лет с небольшим. Ещё не успел состариться тот, кто юношей читал этот рассказ, а техника нашей Родины так шагнула вперёд, что и сверхзвуковые скорости и искусственный спутник Земли нас уже не удивляют. Жизнь обгоняет мечту.

Закон причинности – это бесконечно сложный механизм из зубчатых колёс и шестерён. Кто бы мог подумать хотя бы о такой связи явлений: в Свердловске молодой учёный Меценко предложил своему другу – лётчику Шахову осмотреть его лабораторию. Шахов осмотрел её, похвалил работу товарища и ушёл. Только и всего. А из-за этого визита старший радист на острове Гонолулу едва не сошёл с ума. Редактор «Нью-Йорк трибюн» разбудил по телефону среди ночи сотрудника, ведущего отдел «Новости науки и техники», заставил его писать статью, которую потом ещё и не принял. Советские граждане Барташевич и Зубов целые сутки ужасно волновались, а с самим лётчиком Шаховым случилось такое, чего он всю свою жизнь не забудет.

1. Ловец сигналов

Джон Кемпбелл был старшим радистом морской радиостанции США на острове Гонолулу. Молодые помощники называли Кемпбелла «господином эфира». Он знал позывные всех дальнедействующих радиостанций мира. Виртуозно отстраивался и настраивался. Имел эфирные знакомства во всех частях света. Для него не существовало границ и местного времени. Он жил во всех широтах и долготах. На Протяжении одной минуты он успевал излучить своим друзьям и «доброе утро», и «добрый день», и «добрый вечер», и «доброй ночи». И никогда не путал, где сейчас на земном шаре день, где ночь, где утро.

Таков был Кемпбелл до второго ноября – даты пятидесятого года его рождения. И вот что случилось с ним в этот день.

Утром морская метеорологическая обсерватория США сообщила, что в Тихом океане проходит тайфун чрезвычайной силы, пересекая три морских пути между Азией и Америкой. Приходилось быть начеку.

В два часа дня Кемобелл уже поймал первый характерный писк «SOS» [1] и быстро определил место кораблекрушения. В три часа новый сигнал о бедствии. Кемпбелл успел сообщить в Осаку, прежде чем там узнали о крушении парохода возле японских берегов. Но с третьим «SOS» случилось непонятное.

[1 Международный сигнал бедствия ка море и на суше.]

Было восемь часов вечера. Небо безоблачное. Только необычно сильный грохот прибоя напоминал о том, что где-то в океане свирепствует шторм.

«SOS» – вновь запищало в приёмнике. Призыв о помощи несся из района острова Карагинского вблизи мыса Лопатки (южной оконечности Камчатки). И Кемпбелл радировал об этом карагинской радиостанции.

Оттуда ответили: «У нас штиль. Гидропланы летят на разведку».

Через час карагинская рация сообщила, что нигде тонущего корабля не обнаружено. Что они там подумали о Кемпбелле – радисте из Гонолулу?… Скандал!

В десять вечера Кемпбелл услышал тот же сигнал, но уже из района Берингова моря, со 180° восточной долготы.

Сам «Моряк-Скиталец» не мог лететь с такой чудовищной скоростью! Более полутора тысяч километров в час, если учесть «сдвиг» местного времени.

Кемпбелл проверил расчёты. Всё оказалось правильно. Но первый раз в жизни он воздержался сообщать «всем» о принятом сигнале бедствия.

В двенадцать часов ночи тот же сигнал, но уже на полтора градуса восточнее. Несмотря на удушающую жару тропической ночи, Кемпбелла прошиб холодный пот.

Что это, мистификация? Радисты сговорились подшутить над ним? Но сигналами бедствия не шутят. Или у него в мозгу неладно?

Кемпбелл просидел без смены всю ночь. Но этих сигналов больше не было слышно. Наутро Кемпбелл подал начальству рапорт, прося отпуск по болезни.

Так до конца своих дней Кемпбелл и не разрешил задачи: кто же посылал тогда сигналы бедствия, летя с запада на восток быстрее урагана.

2. Таинственный болид

«О Кадьяк. 3. XI. Четыре часа ноль минут местному времени островом Кадьяк пролетел болид ослепительной яркости направлении запада восток тчк Полет сопровождался орудийным гулом тчк Телеграфные деньги исходе Жду аванса тчк Дельтон».

Вечное перо в руке ночного редактора «Нью-Йорк трибюн» быстро запрыгало по бумаге. Золотой клюв ручки, как дятел на стволе дерева, долбил телеграфные строки, оставляя темно-синие следы. Через полминуты телеграмма была обработана.

«О. Кадьяк. 3. XI. В два часа утра над островом Кадьяк пролетел огромный болид такой ослепительной яркости, что все окрестности были освещены, как прожектором. Полет болида сопровождался оглушительным гулом, напоминавшим канонаду. Гул был слышен в порту Руперта и Эдмонтоне».

Редактор подумал секунду, сделал заголовок: «Небесный гость», зачеркнул, сделал новый: «Необычайный болид», сбоку приписал: «петит, шестая полоса». Левой рукой бросил телеграмму машинистке. и принялся за новую – о морских вооружениях Японии.

Редактор расправлялся с телеграммами, как с наседавшими врагами. Он разил их остриём пера и бросал машинистке, а стопка не уменьшалась. Новые телеграммы падали на стол.

Через три часа редактор читал:

«Ситка. 3. XI. Четыре часа утра Ситкой пролетел большой ослепительной яркости…»

– Ещё один болид! – удивился редактор. –