От интернационализма к постколониализму. Литература и кинематограф между вторым и третьим миром - Росен Джагалов

Зачем, например, бросать тень на блистательную репутацию писателей – классиков постколониальной эпохи, таких как Нгуги ва Тхионго и Фаиз Ахмад Фаиз, или режиссеров из стран третьего мира, например Усмана Сембена и Мринал Сена, – «порочащей» ассоциацией с Советским государством? Один из главных шагов постколониальных исследований состоял как раз в том, чтобы «спасти» изучение современных культур Африки, Азии и Латинской Америки от узких дихотомий времен холодной войны и утвердить их независимость от коммунизма или СССР. Однако сегодня эта тенденция – держать такие фигуры «от греха подальше» – не столько проясняет, сколько затемняет предмет, отрывая его от контекста, поэтому требует пересмотра. Из-за нее мы не только не можем объяснить действия и предпочтения конкретных культурных деятелей из стран третьего мира, равно как и их аудитории, но и не видим взаимосвязей второго и третьего миров, вплоть до того, что оба прекратили существование практически одновременно – около 1990 года.

В книге «От интернационализма к постколониализму» я пытаюсь заполнить эти пробелы, показывая, насколько литературные и кинематографические площадки и сообщества стран третьего мира были близки советским по своим политическим и культурным установкам. Советская перспектива позволяет под новым углом посмотреть на историю африканской, азиатской и латиноамериканской культуры, почти всегда изучаемых обособленно либо во взаимодействии с современным Западом. Москва и Ташкент, советское общество и культура тоже выглядят менее привычно, если посмотреть на них глазами заезжего писателя из Сенегала; кубинский или сирийский кинематограф открывается с новой стороны в контексте связей с СССР. Кроме того, в книге представлен иной угол зрения на отношения между изучением Советского Союза и постколониальными исследованиями: вместо того чтобы применять постколониальную теорию к российско-советской периферии (странам Восточной Европы, Кавказу и Средней Азии), я показываю, как советский опыт повлиял на эту теорию, а также на сопряженную с ней литературу и кинематограф.

В этой книге я, опираясь на архивные материалы Союза писателей СССР, Союза кинематографистов СССР, Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза (ЦК КПСС) и других советских культурных институций, сосредоточился на ключевых советских площадках постсталинского времени, где происходило взаимодействие с литературой и кино стран третьего мира: Ассоциации писателей стран Азии и Африки (1958–1991, глава 2) и Ташкентском кинофестивале стран Азии, Африки и Латинской Америки (1968–1988, глава 4). Пик совместных проектов приходится на период холодной войны; до нее, в межвоенные годы, африканские, азиатские и латиноамериканские писатели впервые вступили в систему советского просвещения (глава 1), а после нее следует постсоветская эпоха, когда эта система и ее кинематографический аналог распались, оставив после себя, впрочем, значительное наследие (эпилог). Изучение культурных сообществ и контактов задает контекст для структурного анализа десятков постколониальных романов и фильмов, причем особенно интересно, как в них изображена международная солидарность (главы 3 и 5 соответственно). Итоговый текстовый анализ вскрывает как типологическое сходство, так и генетические контакты, стоящие за перекличкой транснациональных образов в советских романах и фильмах и в канонических произведениях, созданных в странах третьего мира[2].

Действующие лица

Прежде чем двигаться дальше, стоит сказать несколько слов о действующих лицах, занятых в этих проектах: культурных деятелях стран третьего мира и их советских коллегах. Понятие «третий мир», предложенное в 1952 году Альфредом Сови для обозначения стран, не входящих ни в коммунистический, ни в капиталистический (НАТО) блок, впоследствии развивалось в двух разных направлениях[3]. В современном обиходном употреблении, которого я буду избегать, оно превратилось в уничижительный синоним «неразвитых» стран (что обычно и подразумевает выражение «страна третьего мира»). Другой смысл, в котором часто используется словосочетание «третий мир» и которого я тоже буду избегать, – более нейтральное обозначение культурной и человеческой географии Африки, Азии и Латинской Америки, не обязательно предполагающее какую-либо политическую общность.

Отталкиваясь от первой фразы ключевой работы Виджая Прашада «Темные нации» (Darker Nations, 2007) – «Третий мир был не местом, а проектом», – я буду использовать этот термин в третьем значении: не как синоним отсталости и даже не как более нейтральное географическое обозначение зависимых или колонизированных (в прошлом) стран Африки, Азии и Латинской Америки, а в смысле освободительного наднационального движения в этих регионах, направленного не только на обретение национальной независимости, но и на формирование социально справедливого общества. В этом более узком смысле речь пойдет о литературах и кинематографах третьего мира, относящихся к этому проекту, а не просто о сумме всей литературы и кино трех регионов. Хотя культура третьего мира частично институционализирована такими организациями, как Движение неприсоединения, Организация солидарности народов Азии и Африки (ОСНАА) в Каире, Организация солидарности народов Азии, Африки и Латинской Америки (ОСНААЛ) в Гаване и другие, третий мир отличался чрезвычайным разнообразием. С идеологической точки зрения он охватывал широкий круг явлений – от прогрессивных национальных и региональных движений, таких как неруизм, сукарноизм, перонизм, панарабизм и панафриканизм, до радикальных геваризма и маоизма, – причем каждое из них было связано со своей культурой и противостояло господству в обществе западных тенденций. Иногда организации третьего мира стояли на позициях принципиальной неангажированности и не включали в себя советских представителей, как Движение неприсоединения или многие негосударственные инициативы, например Комитет кинематографистов стран третьего мира, иногда же в них участвовал и СССР (ОСНАА, ОСНААЛ, литературные и кинематографические объединения, рассматриваемые в этой книге). Для отдельных художников и их аудитории, как и для этих более крупных организаций и институций третьего мира, привлекательность Советского Союза объяснялась четырьмя причинами, находившимися между собой в отношениях сложной взаимосвязи: притягательностью идеи коммунизма советского образца и его культуры; интересом к советской модели промышленного развития и культурным достижениям СССР без стремления перенимать коммунистическую идеологию или вступать в геополитический союз; материальными и символическими ресурсами, которыми Советское государство могло помочь в решении конкретных задач; наконец, возможностью объединиться с СССР, чтобы противостоять господству Запада (его культуры). Хотя стремление объединиться против Запада оставалось относительно неизменным фактором заключения подобных союзов, за семьдесят лет существования СССР идеологические симпатии к нему все чаще уступали место прагматической оценке его ресурсов. В контексте всех этих разнообразных мотивов, обеспечивавших культурный обмен между вторым и третьим миром, я постараюсь показать в этой книге тесную взаимосвязь социалистического блока и стран третьего мира, ставящую под вопрос неангажированность последних.

Ни советская власть, ни дружественные Советскому Союзу культурные объединения, рассматриваемые в этой книге, не использовали понятие «третий мир». Борис Пономарев, заведующий Международным отделом ЦК КПСС, в середине 1970‑х годов фактически запретил этот термин (как бывший сотрудник Коминтерна, он отвергал возможность третьего пути между капитализмом и коммунизмом), заменяя его, однако, разнообразными альтернативными формулировками («молодые страны», «бывшие колониальные и капиталистические страны», «развивающиеся страны», «страны социалистической ориентации», «страны некапиталистической ориентации», «страны революционной демократии» и т. д.), которые свидетельствовали как о неопределенности в отношении советской зоны влияния и внешней политики, так и о бурных дискуссиях в этой области[4]. Более нейтральная формулировка «страны Азии и Африки» (позднее к ним добавилась Латинская Америка), использованная на Бандунгской конференции, позволяла сгладить эти противоречия, поэтому ее и переняли рассматриваемые в этой книге культурные объединения, симпатизировавшие Советскому Союзу. Иногда они при этом подчеркивали воинственный, антиколониальный настрой стран третьего мира в трех регионах – в смысле «проекта», о котором говорил Виджай Прашад, – а иногда стремились найти максимально широкую нейтральную формулировку, как в случае с «третьим миром» в чисто географическом смысле этого понятия. Эту намеренную двойственность часто оспаривают, однако она давала организаторам подобных культурных объединений больше свободы в рассылке приглашений и в выражении мнений. Попытки подобрать общее обозначение для всех трех регионов были сопряжены со своими проблемами. Так, Латинская Америка на ранних этапах существования этой формулы стояла несколько особняком в силу как своей особой