Мастер молний. Книга IV - Яков Барр

их раньше не видел. Ну и инопланетяне, которые на вас напали, их ведь тоже никто в глаза не видел, кроме агентов Химика и Физика. И раненого вражеского агента, которого вы на глазах всей команды погрузили в транс.

— Ну-ка, ну-ка, продолжайте, мне интересен ход этой мысли.

— И вы ведь с иностранным бизнесменом связаны, который тоже как чертик из табакерки выскочил. Короче говоря, идея в том, что вы молодежь нашу загипнотизировали, эти отходы под шумок припрятали, а потом то ли их британцам продали, то ли всю катавасию сами и затеяли. Теория эта была озвучена на экстренном заседания Совета Безопасности при Императоре. Покровский ее к сведенью принял. Не то, чтобы горячо поддержал, но начал изучать.

— Уточните, как обстоят дела у меня лично? Я уже объявлен в розыск как враг народа?

— Нет, до этого дело не дошло. Как я и сказал, ваш вопрос внимательно изучают. Пока все-таки официальная версия в том, что вы на нашей стороне, хотя имеются нюансы. Мой личный совет: держитесь подальше от горячего.

— Ясно. Ну пусть изучают. У меня еще остались дела в Поднебесной. И учитывая, что официально Российская Империя ни с кем не воюет, то и призвать меня на службу или давить на мой патриотизм у вас возможности нет. Я буду заниматься своими делами, а в события вмешаюсь, если дела у России пойдут исключительно плохо.

— Это разумно. Моя судьба, как ты понял, оказалась связана с твоей. Если вдруг тебя признают, как ты остроумно выразился, врагом народа, то и ко мне доверия не будет именно потому, что я тебе обязан и ты с точки зрения спецслужб «мой человек».

— Тогда береги себя, Сергей Геннадьевич. Как ты сам сформулировал, «держись подальше от горячего». Если понадобится политическое убежище, я его тебе охотно предоставлю, причем не у врагов России, а на, так сказать, нейтральной территории.

— Я — патриот, — Бобров сделал вид, что обиделся.

— Так я ж и не призываю тебя к врагам Отечества переметнуться. Сказано: нейтральная территория. И добавлено: если припрет.

* * *

— Ты у нас — большой и сильный боец из другой школы, — инструктировала меня Джу Линь. — Мальчики захотят проверить тебя на прочность. После этого уже начнется серьезный разговор.

— Что за мальчики?

— Мои братья, кузены и седьмая вода на киселе. Что ты — Яо, они не знают, и не должны. Рано им. Только отец в курсе.

Мы ехали на поезде в вагоне для иностранцев. Самолеты к местам боевой славы мифического Шаолиня не летали. Это железнодорожный люкс явно проигрывал любому ширпотребу в России, но я был на редкость неприхотлив, когда это действительно было необходимо.

На станции мы взяли внедорожник местного производства. Я уже достаточно имел дело с подержанными автомобилями, чтобы мне захотелось срочно сделать его немного ближе к идеалу.

В итоге мы прибыли в небольшой городок. Мы прошли по улице, по обе стороны которой красовались двухэтажные домики с яркими, даже аляповатыми вывесками. Моего «пекинского» диалекта хватило, чтобы понять, что все это — реклама школ боевых искусств.

Улица постепенно заполнялась людьми, маленькими автомобильчиками и мотоциклами, «запряженными» в тележки и кибитки — местная версия тук-тука, как я понял. Джу припарковалась, с трудом найдя свободное место и заехав парой колес на тротуар.

— Дальше пешком. Там рынок, народу много, не проехать. И готовься.

— К повышенному интересу молодых перспективных мастеров кунфу?

— Как догадался?

— Почитал письмена на домиках вокруг нас.

— Если что, я с тобой!

— Не лезь! — возразил я. — Ты — слишком большая ценность.

— Скажи еще, что я — ваза эпохи Цин. А я сделана не из фарфора, боевые искусства — моя жизнь.

— Я думал, что ты — стюардесса!

— Мы предпочитаем, чтобы нас называли «бортпроводница».

— Правда?

— Не скажу!

Нам дорогу преградила пятерка мускулистых молодых людей в дешевой на вид, но удобной одежде. Один из них что-то выпалил с наглой ухмылкой. Диалект я разобрал с трудом, но вроде бы парень обозвал меня столичным хлыщом, а Джу — моей подстилкой. Я определил содержание его тирады больше по тону и благодаря эмпатии. Она же подсказала, что слова не важны, ему просто хотелось подраться со мной. Я не был уверен, что местный этикет одобрит, Если я ударю первым. Так что пока суть да дело, я с наслаждением слушал, как Джу в ответ ругает нахала.

Кажется, она задела чувствительную струну в душе парня, так как он вдруг сделал морду кирпичом и резко выкинул руку в направлении ее лица. Ну это ему казалось, что «резко». Я решил, что сигнал к поединку дан, так что перехватил его запястье и отвесил грубияну затрещину. Парни по большому счету ничего не умели, так что схватка заняла секунд пятнадцать. В итоге вся пятерка прилегла отдохнуть на ломаный асфальт.

Таких схваток нам предстояло еще три, противники не произвел на меня впечатления. В последний раз я даже предоставил Джу разобраться самой. Ну чуток подстраховал. Она явно продвинулась в искусстве куда дальше этих подмастерьев-недоучек.

На рыночной площади поединки были абсолютно невозможны. Нам пришлось продираться сквозь плотную толпу людей, я бы больше опасался карманников, чем драчунов. Но у меня все пожитки были спрятаны в кармане, куда ничья шаловливая рука не могла проникнуть при всем желании. Чемодан Джу я, кстати, убрал туда же, чтобы не таскаться с ним.

Так, нога за ногу, мы и добрались до школы ее папаши. Я чуть не поплыл от удовольствия, настолько все это напоминало гонконгские фильмы про кунфу. Ученики сидели в позе лотоса в просторном зале, покрытом матами. Расположились они в каре по периметру, во главе сидел почтенный и на вид чуть ли не дряхлый старец, скорее всего он и был отцом Джу, по крайней мере какое-то сходство угадывалось.

Я думаю, что все это была постановка ради моего удовольствия, не верю, что они каждый день так сидят без дела и чего-то ждут. При нашем появлении глава рода поднялся степенно. Но без особых усилий.

— Глубокоуважаемый господин Чжун Хуанфу, — обратился я на том самом убогом «пекинском», которому успел обучиться в посольстве. — Я много наслышан о вашем высоком искусстве и счастлив, что жизнь подарила мне шанс познакомиться лично.

Эту выспренную речь я сопроводил уважительным, но не подобострастным поклоном.

— И я сердечно рад вас видеть, уважаемый друг моей дочери, — ответил старец на довольно чистом русском языке. — Я знаю, что вы — человек со множеством лиц, как будет уместно называть вас в этот момент?

— Друзья, знающие