Дубль два - Олег Дмитриев

— Форд Галактика, второе поколение, девятого года, два литра, бензин.

— Ща глянем, погодь! — он защёлкал мышкой, полностью погрузившись в монитор. Свернув, предварительно, судя по отражению в зеркальной витрине за его спиной, какой-то ролик явно скабрёзного содержания. Я сделал вид, что ничего не видел.

— Смотри, есть Варты, чешские, на шестьдесят пять. Есть тюменский, на семьдесят семь, многие хвалят, он подешевле. Но я бы взял корейский, на восемьдесят — классный, мощный, вообще тема! — в Жеке явно заработал, дремавший в пустом магазине, продаван.

— Давай тюменский, я сейчас не при бабле особо. Разживусь — возьму корейца, — предложил я.

— Гляди, а я как раз кроме запчастей по микрокредитам малость верчусь! Давай быстро тебе сделаю, прям на месте, пять минут? — взгляд его стал цепким и ещё более неприятным. И зараза внутри насторожилась. Она же контролировала гормоны в крови носителя, всплеск адреналина не прошёл незамеченным.

— Не, Жень, не нужно. Мне до дома добраться только. Да и всё равно планировал в этом году тачку менять, — отмахнулся я.

— Поднялся в столице? Есть варианты по инвестициям, кстати. Триста процентов через год, а? — тьма внутри него шевелилась всё заметнее. И сам он как-то заметно напрягся, почёсывая синий перстень, наколотый на среднем пальце левой руки.

— Нет, не настолько, — покачал головой я с деланым сожалением, — но на батарейку тюменскую хватит. Она точно по размерам встанет?

— Ты к специалисту пришёл, Змеев, к э́ксперту, нна! — на рябоватом лице Женька́ расцвели осознание собственной значимости и превосходства. И он ушёл вальяжной походкой в какую-то подсобку за витринами.

За моей спиной звякнула висюлька над дверью, и в полумрак торгового зала вошёл новый посетитель. Худой парнишка лет двадцати, сутулый, с длинными, давно не мытыми волосами какого-то светло-мышиного цвета, густо покрытый прыщами. Он как-то затравленно посмотрел на меня и боком подобрался к стойке. То, что жило в нём, явно было связано с Пятном в Женьке́.

— О, Тёмыч, привет! Принёс? — в голосе продавца-инвестора сперва звучала неискренняя радость, а потом — жёсткое нетерпеливо-требовательное ожидание.

— Жень, дай неделю, а? Заказ сдаю послезавтра, придёт расчёт — всё верну, правда! — прыщавый сразу начал скулить.

— Не, Тёмыч, так дела не делаются, — Жека сложил руки на груди и говорил через губу, — ты и так две недели уже мне мозги паришь! До конца дня срок был? Полдня осталось. Ищи где хочешь, не мои проблемы.

Пятно внутри него пульсировало в унисон с мраком под рёбрами парня напротив. Я чувствовал, как энергия перетекала от одного к другому.

— Жень, ну негде сейчас, вообще негде! Мамка лежит-не встаёт, отчим синий вторую неделю, если б и было что из дома взять — всё равно не вытащить. Ну неделю всего, Жень! Ну пожалуйста, — губы тощего задрожали и на глазах показались слёзы. Выглядела вся эта сцена мерзко.

— Ладно, хрен с тобой. Пять дней даю. Но принесёшь не двадцатку, а двадцать две пятьсот, понял? — Жека навис над стойкой и едва носом не упёрся в давившегося слезами парня перед ним.

— Да я ж всего семь тысяч занимал, — проныл было тот.

— Ты не занимал! Ты оформил кредит! По закону! И отдать должен был в срок, без всей этой хрени «Женя, дай недельку, Женя, дай вторую»! Всё! Пять дней у тебя. Двадцать две пятьсот. Мне похрену, где брать будешь. Вали отсюда, не видишь — у меня люди?

Сутулый выскочил за дверь, как и не было его — только железка над дверью позвякивала, подтверждая уход посетителя. Я присмотрелся к ней. На металлических трубочках, что висели вокруг какой-то гайки на леске, виднелись странные значки. Точно такие же, как на той деревянной соломинке, через которую бывшая подселила мне споры.

— Чо замер-то, Змей? Батарейку брать будешь? — вернул меня обратно голос Женька́.

Было нежарко, но за десять минут ходьбы до гаража я вспотел, как мышь. Виной тому был в первую очередь тяжеленный аккумулятор, что ехал на плече. А во вторую — то, что я теперь был точно уверен в правдивости, реальности знаний и воспоминаний, переданных мне Дубом.

Распахнутые ворота запустили в старый гараж воздух и солнечный свет, хоть и с самого краю. Вытолкав Форда наружу, поднял капот. Снял воздушный фильтр — без этого старую батарейку было не снять, а новую, соответственно, не установить. Накинув клемму, увидел искорки, понадеявшись, что это те самые искры жизни. И искренне обрадовался, глядя на загоревшиеся пиктограммы на панели приборов. А ещё удивился тому, что двигатель запустился, несмотря на горящую лампочку уровня топлива. Надо было спешить. До ближайшей заправки меньше двух километров, можно было и «на пара́х» доехать, как мы в юности считали. Но проверять и попадать на чистку и замену топливной системы сейчас не хотелось совершенно.

В спешке, закрыв одну воро́тину, потянулся было за другой, как вдруг глаз зацепился за что-то внутри бокса. Солнечный луч, будто ударившись о штыковую лопату, стоявшую там же, под выключателем, где и совковая, странно отыграл на противоположную стену, подстветив что-то на полке, висевшей на уровне глаз. Обычная, облепленная тёмно-коричневым шпоном, она висела тут столько, сколько я себя помнил. Последнее стекло в ней я выбил случайно локтем, когда в спешке скидывал свитер. В Форде на заднем диване тогда ждала Катя. То есть бывшая, да. До свадьбы тогда был ещё год.

Луч указал на круглую жестяную синюю банку из-под печенья, обсыпанного сахаром, которое я так любил в детстве. Оно, конечно, было слишком жирным и сладким, но кто из нас задумывался об этом, когда был маленьким? А кругленькие ещё были посыпаны корицей — самые вкусные. Я снял жестянку с полки. За ней стояла древняя банка из-под растворимого кофе, коричневая, со странной надписью «Cacique». Я совершенно точно видел её впервые в жизни. Поддел отвёрткой крышку, которую, судя по пыли, такой же, как и на всём вокруг, вряд ли трогали последние лет пять. Ну, три так точно. Внутри оказались скрученные края обёрточной бумаги, плотные, светло-коричневые. Развернув их, я увидел на дне какие-то монеты. За спиной чихнул Форд. Этот звук будто пнул меня, прозрачно намекая, что двум