Когда солнце погасло - Янь Лянькэ

не следует. Перед тем как отправить труп в печь, выпивают немного водки. Выкуривают пару сигарет. Иногда им что-то взбредет в голову, и они ставят в курильницу у стены курительную палочку. Сжигая знакомого или родственника, ставят в курильницу три палочки. Отбивают земной поклон, три земных поклона. Если привозят сжигать недруга или богатого начальника, трупожоги первым делом отвешивают трупу пинка. Дверь в сжигальную комнату запирают на засов. Потом садятся и выпивают по бутылке пива или полбутылки водки. Наконец в дверь нетерпеливо стучат:

— Скоро там. Вы слишком не усердствуйте.

— Ну что вы, покойный при жизни столько добра сделал, нужно честь по чести проводить его в последний путь. Пусть возвращается домой без суеты. Не каждый день такого человека сжигаем.

И больше ничего не делают. Просто сидят над трупом, пьют водку или пиво.

Пьют, а потом как плюнут ему в лицо.

Или разобьют о голову пивную бутылку.

Дальше наступает вечер. Наступают сумерки. Когда все трупы сожжены. И пол сжигал ьного зала запорошен трупным пеплом. Забросан бутылками. В углу за печью стоит бочка с трупным жиром. На стене висит разная погребальная утварь, которую поленились сжигать. У стены навалена куча бесхозных подношений. Все присыпано костной золой, всюду валяются куски камня или пластмассы, отколовшиеся от погребальных урн. У смерти горячая пора. Раньше покойников привозили в крематорий только утром, до полудня. А после полудня трупожоги успевали навести порядок. Но теперь у смерти горячая пора, на уборку времени не остается. Трупожоги ходят пьяные. Пьянее пьяного. Иной раз падают и засыпают прямо в куче трупных вещей и погребальных платьев.

Выпивка дает трупожогам храбрость, и трупожоги пьют.

Выпивка приглушает зловоние. Без выпивки трупожогам никуда.

А раз они пьяные, кто-то должен помогать с уборкой. И так в крематории появился работник, ответственный за порядок в сжигальной и во всем траурном комплексе. Работница. Та самая Цзюань-цзы, я о ней говорил. Не то младше меня на год, не то старше на два. Родом она из деревни к востоку от дамбы. Отец с матерью померли. Потом и дед с бабкой померли. Столько раз побывав в крематории, она освоилась, перестала бояться. И сделалась уборщицей, каждый вечер наводила в крематории порядок. И сейчас наводила порядок в сжигальном помещении. Выметала прах. Выметала свет фона рей. Цзюаньцзы то заходила внутрь, то выходила наружу, словно бабочка, что порхает из комнаты в комнату. По земле за ней вилось свежее благоухание, будто петляющий ручей бежал мне навстречу сквозь душную летнюю ночь.

Ступая по петляющему ручейку, по свету ламп в траурном комплексе, я направился к печной комнате.

Она снова выпорхнула, что-то взяла и упорхнула обратно. Мелькнувшая тень напоминала кусок черного шелка. Я услышал, как с губ ее слетают слова. Слова говорились не мне, но больше в крематории никого не было. Только лежал у двери ворох полевых цветов. И она порхала по траурному залу с цветами и травами в руках.

Я вошел и увидел, что она украшает цветами железную печную дверцу. И весь сжигальный зал был увешан цветами и травами. Цветы росли из стен, словно нас окружили вздыбившиеся луга. Из каждой щели, из каждого отверстия в печи торчали цветы. Красные, желтые, зеленые цветы. Дикие камелии и хризантемы. Столетники и тысячелистники. Огоньки, ноготки, петушьи гребешки. На лугу за крематорием таких цветов пруд пруди. Еще колоски подорожника и маленькие желтые цветы, для которых я не знаю названия. Орхидеи и пионы с клумбы во дворе крематория. Распустившиеся розы. И комната стала похожа на оранжерею. И печь, которая не то стояла, не то лежала посреди сжигальной, теперь напоминала толстую цветочную колонну.

И зал сжигания превратился в оранжерею.

Когда я зашел, Цэюаньцзы украшала бочку с трупным жиром маленькими цветочками с желтыми и красными лепестками. Казалось, цветы проклюнулись прямо из бочки. Проклюнулись и распустились. Я думал, она застынет от удивления, когда поймет, что я здесь. Но она обернулась и посмотрела на меня без всякого удивления и испуга, будто и вовсе меня не видела. Будто увидела дерево. Не говоря ни слова, моргнула и снова взялась за свои венки и букеты. Я удивился. И онемел. Я понял, почему она решила превратить сжигальную комнату в райскую оранжерею.

— Ты снобродишь.

Она обматывала полевыми цветами резиновый шланг, соединявший печь с жировой бочкой, и лицо ее было тихим, будто цветок, украдкой распустившийся среди ночи.

Она снова обернулась ко мне. Губы ее шевельнулись. Будто она с кем-то говорит. Мурлычет или бормочет. Только никто не смог бы разобрать, что она говорит. Я увидел, как слова шевелят ее лицо, как она отшагивает назад, чтобы посмотреть, красиво ли получилось. Будто перед ней нарисованная картина или сцена с декорациями. Я подошел и потянул ее за плечо:

— Иди во двор и умойся.

Она упрямо повела плечом и сбросила мою руку.

— Надо, чтобы после смерти люди попадали в такую вот комнату. Простятся с родными в прощальном зале и потом сюда. Там цветы и тут цветы. И вся печь в цветах. Вот бы еще выпустить здесь бабочек и стрекоз. Будет совсем как в раю.

Пока она говорила, лицо ее тронуло печалью.

— Давай ты наловишь бабочек, мы их здесь вы пустим. — Она посмотрела на мена и улыбнулась. — Это ты. А я думала, братец двоюродный. Братец у меня совсем спился. Пока один труп сжигает, успевает полбутылки выпить, это сколько же всего получается. — И она снова перевела глаза на свой букетик. — Я завтра сама пойду и наловлю бабочек со стрекозами, чтобы они летали по комнате. Чтобы здесь был настоящий сад. Чтобы человек после смерти попадал сюда, будто возвращался к себе домой. И никому не хотелось бы отсюда уходить, как не хочется, чтобы лето сменяло весну. Чтобы осень сменяла лето.

Сначала она бормотала, будто читает по бумажке. Но мало-помалу слова стали звучать четче. Она снова обернулась, но взгляд остался прикован к ведру с водой, что стояло у двери.

Потом она пошла и принесла это ведро. Ведро с водой. И полила все свои цветы и травы. Я ясно видел ее худое желтое лицо. Глаза прикрыты. А улыбка точь-в-точь как цветок, распустившийся в ночном тумане. Простая черная юбка. Ситцевая рубашка в цветочек. Две жидкие растрепанные косички. Остренький подбородок. Передние зубы немного торчат. Лучше с такими зубами не улыбаться. Но она все время улыбалась. Отец помер. Мать померла. Потом и дед с бабкой померли. А она осталась в крематории, так здесь и поселилась.