Джо Р. Лансдейл. Повести и рассказы. - Джо Р. Лансдейл

Преподобный остановил лошадь на высоком холме и, приподняв шляпу, определил направление грозы. Когда воронки рванули вниз и коснулись земли, он, как и ждал, увидел, что ураган, терзая почву, несется на него. Преподобный обругал Бога, которому поневоле служил, и пустил скакуна вниз по холму. Небо брызнуло дождем, ветер начал завывать и дуть своим влажным дыханием в спину, словно бросившийся в погоню великан. Лошадь понеслась с холма в глубь леса, грохоча копытами по тропе из сосновых иголок и стремясь найти какое-то укрытие.

Пока Преподобный скакал, справа, среди сосен и огромных дубов, опускавших ветви почти до земли, показалось кладбище. Мерсер заметил покосившиеся и потрескавшиеся надгробья, вырванные из земли корнями деревьев, эрозией и временем. Из одной могилы торчал металлический прут почти в шесть футов длиной, опасно кренясь к западу. Казалось, он вот-вот оторвется от земли.

Тропа из сосновых иголок петляла между деревьями, постепенно становясь глинистой — мокрой, скользкой и кроваво-красной. Свернув еще раз, Мерсер увидел приткнувшуюся к склону холма грубую и неопрятную бревенчатую хижину. Ее крышу покрывала засохшая грязь, утрамбованная, вероятно, поверх соснового горбыля.

Преподобный направил лошадь прямо к двери и крикнул. Никто не отозвался. Он спешился. Дверь удерживала на месте деревянная задвижка. Преподобный нажал на нее, открыл дверь и завел лошадь внутрь. У стены стоял грубо зашкуренный брус. Преподобный взял его и вставил между двумя ржавыми металлическими крюками по обе стороны дверного проема. Стекла в окне заменяли обрывки пергаментной бумаги, которые трепетали на ветру, будто отслоившаяся мертвая кожа. Сквозь прорехи хлестал дождь.

Внизу, среди леса, кружилась черная злоба небес, вырывая из земли и опрокидывая деревья, чьи корни теперь отчаянно тянулись к небу, как скрюченные пальцы, и с них свернувшейся кровью осыпались комья красноватой глины.

Лошадь Преподобного повела себя странно — опустилась на колени и, словно в молитве, склонила голову. Гроза обрушилась на холм раскатистой волной мрака, ее звуки напоминали громыхание паровоза. Следом деревья и весь холм, точно картофельное пюре по наклоненной тарелке, стремительно сползали к хижине.

В воздух полетели надгробия. Преподобный увидел огромный железный прут, который, будто копье, несся в его сторону. Мерсер бросился на пол.

Весь мир вопил. Преподобный не молился, поскольку давно считал, что его начальник уже все решил.

Хижина застонала, крыша треснула посередине, и в потолке образовалась дыра. Потоки дождя обрушились на спину Преподобного, который лежал вниз лицом, ожидая, что его в любой момент подхватит ветер и разорвут четыре всадника Апокалипсиса.

А потом все прекратилось. За окном было темно, поскольку его завалило грязью и деревьями. Сквозь дыру в крыше пробивалось немного дневного света, наполнявшего комнату каким-то туманным золотистым сиянием.

Когда Преподобный встал, оказалось, что в окно влетел тот самый железный прут и пробил голову лошади; та все еще стояла, подогнув передние ноги, а прут вошел в одно ее ухо и вышел из другого. Животное умерло, не успев даже понять, что его ударило.

Преподобный подумал, что единственная польза от смерти лошади в том, что теперь у него будет свежее мясо. Он неделю выживал на кукурузных лепешках и шел туда, куда направляли сокрытые в голове наставления Господа. В этот миг Преподобный понял, что Бог привел его сюда не без причины. А приятными такие причины не были никогда. Как всегда, придется столкнуться с каким-нибудь ужасом — не столько, подумал он, ради необходимости уничтожить зло, сколько ради развлечения небожителя. Все равно что линзами очков зажаривать муравьев до хрустящей корочки.

Преподобный осмотрел железный прут, убивший лошадь. На том виднелась какая-то надпись. Опустившись на колени, Мерсер вгляделся в нее. Надпись была на латыни, и слова исчезали в ухе лошади. Преподобный схватил прут, повернул голову лошади к полу, уперся сапогом в ее череп и потянул. Прут с влажным чавканьем высвободился, его покрывали кровь и фрагменты мозга. Преподобный достал из седельной сумки тряпку и начисто вытер прут.

Поскольку он знал латынь, сумел прочесть слова. Там было сказано просто: «И это должно его удержать».

— Вот черт, — произнес Преподобный и отшвырнул прут в сторону.

Должно быть, именно сюда направлял его Господь, и он мог лишь догадываться, что произойдет дальше, но подобный прут, сделанный из чистого железа, часто использовался, чтобы пригвоздить кого-то к могиле. Для зла железо — заклятый враг, а латынь, кроме того, — заклятый враг для тех, кто ее изучал, нередко заключала в себе больше сильных заклинаний, чем любой другой язык, живой или мертвый. И если нечто снаружи нуждалось в том, чтобы быть пригвожденным, то смерч, вырвавший прут, в буквальном смысле полной дождя и ветра десницей Божьей, дал свободу тому, что не должно было освободиться.

Впервые за долгое время Преподобный Мерсер подумал, что мог бы ослушаться Господа и сбежать, если бы нашел способ. Но он понимал, что это бессмысленно. То, что вырвалось на волю, приближалось, и остановить это — его работа. Либо остановит он, либо остановят его, и не только жизнь его оборвется, но и душу зашвырнет неизвестно куда. В списке возможных мест Рая не было. Если Рай вообще существует.

На крыше раздался стук. Преподобный посмотрел вверх и заметил нечто, со зловещей ухмылкой заглядывавшее в пролом. Оно немедленно отпрянуло и скрылось из виду. Преподобный вытащил из кобуры на бедре переделанный Кольт 44-го калибра, а из наплечной кобуры — Кольт Нэви 36-го. Первый он зажал в правой руке, второй — в левой. На пули было нанесено по капле серебра, благословленного самим Преподобным чтениями из Библии. Лучше чем ничего против приспешников Ада, хотя это почти то же самое, что сказать: лучше, чем ткнуть острой палкой в глаз.

От увиденного лица по спине Преподобного пробежал холодок, словно вдоль позвоночника на мокрых ножках промчался скорпион.