Redrum 2016 - Александр Александрович Матюхин

За дверью мы обнаружили коридор без окон, погруженный в мягкий ламповый свет. Казалось, что потолок слегка закруглен, а вдоль стыка между паркетным полом и стенами тянулись горизонтально трубы различной ширины. В этих трубах что-то отчетливо гудело, потрескивало и ухало. Стены были шершавые, вроде бы недавно оштукатуренные. Я различил грубые мазки кисти то тут, то там. Штукатурка местами сползла и закрутилась стружкой.

— Про ремонт ничего не было написано, — я кивнул на пустые бумажные мешки, валяющиеся у стены.

— Потому что ремонта и не должно было быть, — отозвалась Аня и добавила всё объясняющее:

— Это же Питер!

Паркет под ногами поскрипывал. Звуки наших шагов гулким эхом разносились по коридору. Мы дошли до двери без табличек, открыли ее и оказались в еще одном коридоре, но размером больше, с высоченными потолками и разлапистой старинной люстрой в центре. Стены тут были покрыты однотонными обоями, вдоль пола все еще тянулось несколько труб разной ширины.

Рядом с дверью сидела худощавая сгорбленная старушка и вязала.

— Дорогие мои! — оживилась она, улыбнувшись. — Неужели? Редкие гости! Вы откуда здесь вообще?

— Мы, бабушка, на экспозиции пришли посмотреть, — ответил я.

— Нам бы про десятый век, выставку, — подсказала Аня, сверяясь с телефоном.

Бабушка отложила вязанье, уперлась ладонями в собственные колени и посмотрела на нас из-под очков. Глаза у нее были большие, водянистые, с желтоватыми прожилками вокруг зрачков, а губы потрескавшиеся, но густо замазанные красной помадой. Мне показалось, что эту бабушку я уже встречал в каком-то другом музее, хотя они все были на одно лицо.

— Экспозицию, говорите? — спросила старушка. — Это запросто. У нас эта ваша экспозиция популярная вещь! Значит так, дорогие, вам прямо по коридору, потом сразу налево и еще один раз налево. Там дверь с надписью, ну, вы увидите, не промахнетесь.

Мы поблагодарили и пошли к двери. Я зачем-то оглянулся и увидел, что бабушка все еще сидит в странной позе, уперев руки в ноги, и провожает нас внимательным взглядом. С ее накрашенных губ не сходила улыбка.

За дверью, как ни удивительно, снова оказался коридор — низенький, узкий, без окон, с щербатым бетонным полом и ободранными обоями. Судя по всему, ремонт был в самом разгаре. Местами стены были обклеены ремонтными лентами. Валялись пустые мешки из-под цемента, в воздухе пахло сыростью и плесенью. Вдоль стен вились тонкие трубы, внутри которых ухало и потрескивало. Свет от ламп, свисающих на голых проводах, дрожал и подмигивал. Мы сразу свернули налево. Под ногами хрустела бетонная крошка. Потолок был заклеен черной пленкой, которая кое-где пузырилась и дрожала, будто снаружи ее поддувал ветер.

— И всё же странное место, — заметил я вполголоса, огибая лужу с радужной оболочкой бензина по краям.

— Не самый популярный музей, — ответила Аня. — Я выбирала, или этот или сгонять в мастерскую глиняного искусства. Думала, передохнем немного, картинами полюбуемся.

Картин тут как раз не наблюдалось.

— Лучше бы глину полепили. Как в фильмах.

В какой-то момент мы вынырнули из полумрака и оказались у еще одной двери. Какой уже по счету? Рядом с ней на табуретке сидела бабушка, похожая на предыдущую, но толще, одета в темное и без очков. Она разгадывала кроссворд под пятном света от настольной лампы. Лампа, кажется, была старая, на керосине, и чадила. А ручка — как будто перо, которым бабушка царапала по бумаге с едва слышным скрипом.

— Ох, дружочки! — воскликнула бабушка, подняв голову. — Ничего себе забрались! А ну-ка, давайте, милые, где ваши билетики? Ага. Экспозиция, значит. Ну, хорошо-с. Туристы? Любознательные, значит! Вы, милые, сейчас прямо по коридору, потом сверните направо, налево потом, за смотровой сразу — дверь с табличкой. Ну, разберетесь.

Она, не вставая с табуретки, проверила билеты, открыла дверь и буквально вытолкала нас за порог. Мы несколько секунд стояли, ошарашенные от столь неожиданного бабушкиного напора. Где-то вдалеке мигала лампа дневного света. Оштукатуренный потолок вспарывала горизонтальная широкая труба, окрашенная в блестяще-голубой.

— Может, назад? — предложил я. — Дунем в какой-нибудь парк, мороженого купим? Эти коридоры меня утомили.

— Похоже на какой-то обман. Денег взяли и водят кругами…

— Я же говорил, хватит бегать по музеям. Погуляем на свежем воздухе, отдохнем от культуры, а?

Аня неопределенно пожала плечами. Обычно это означало, что она согласна, но лучше не напоминать о том, что идея о музее была плоха.

— Погоди секунду… — Аня достала телефон, набрала кого-то и, дождавшись ответа, заговорила. — Оксана? Привет! У нас тут планы изменились, хотим в кафе посидеть в центре. Или в Горького дунуть на несколько часов. Ты с нами?..

Мы вышли обратно и оказалось вдруг, что за дверью совсем другой коридор, без ремонта и бетонного пола, аккуратный, с новенькими лампами вдоль стен, ламинатом и современной отделкой. В углу сидела бабушка — тоже другая. Худощавая, остроносая, в косынке, без кроссворда, чадящей лампы и пера вместо ручки.

Увидев нас, она нахмурилась и цокнула языком:

— Не положено назад! Вертайтесь, откуда пришли.

Аня замерла с открытым ртом, пробормотала в трубку:

— Оксан? Ты не поверишь! Мы в музее тут одном…

— Не положено звонить! Звонют и звонют! Это вам культура, к ней бережно относиться надо! — повысила голос старушка и неожиданно пригрозила нам кулаком.

— Полегче! — предупредил я осторожно, хотя, признаться, не совсем понимал, что происходит.

— Оксан… заскакивай к нам, хорошо? Сразу отсюда и рванем. А то место странное… Инсталляция какая-то или еще что. Я тебе координаты сброшу сейчас…

— Выключить немедленно! Нарушаете тишину и порядок, уважаемая.

— А вы вообще кто? — спросил я. — Здесь же другая была только что.

— Была, да сплыла! — прикрикнула старушка. — Вопросов много задаете. Вам прямо, до упора, а там, значит, не забудьте спросить, куда поворачивать. Иначе не дойдете, — она цокнула языком снова и вдруг оскалилась, обнажая кривые желтоватые зубы. — Ходют тут и ходют! Вертайтесь, кому велено!

— Как выбраться отсюда? — спросила Аня, оглядываясь. — Ни окон, ни дверей, блин.

Старушка снова погрозила кулаком:

— Экспозиция через десять минут. Торопитесь!

— Беспредел какой-то, — я потянул Аню за собой по коридору, мимо старушки, чувствуя, как по спине и затылку поднимаются мурашки.

Я понятия не имел, что буду делать, если чокнутая бабулька надумает сейчас нас остановить. Однако же она не шевелилась, только шипела и бормотала что-то, то и дело срываясь на визг.

Коридор за следующей дверью стал еще меньше, потолок — ниже, углы и края стен как-то незаметно обрели плавность. Пол был устлан густым красным ковром, на стенах висели бархатные шторы.