Развод в 45. Я тебя не прощаю - Александра Салиева

– И ладно, твой сын балбес, молодой ещё, потому и вспыльчивый. А ты? Ты-то мать, должна понимать, чем это всё грозит, – вздыхает тяжело. – А если ребёночка потеряет? Столько крови было, столько крови… Ребёночек-то в чём виноват?

Теперь и я вздыхаю. И вновь чувствую вину за произошедшее. Если Дина и впрямь лишь жертва столь отвратительного поведения Григория, то меня и впрямь можно посчитать соучастницей.

– Прости. Ты права, отчасти это и впрямь моя вина, что не уследила и позволила произойти такому в собственном доме. Всё это так мерзко, что даже думать противно. Как она сейчас?

– Спит. Под капельницей. Кровотечение вроде остановили, – качает головой Оля. – Когда выпишут, домой к нам заберу. Больше одну с вами не оставлю.

– Думаю, тут молодым стоит дать самим разобраться, нас это уже никак не касается.

Хочу ещё добавить о том, что мы с мужем разводимся, так что ничего из этого точно уже не повторится, но собеседница перебивает:

– Да что ты? Где этот твой молодой, интересно? Даже сейчас? А где был, когда моя дочь кровью истекала, скрючившись на полу, и не могла подняться? Кто из вас ей помог? – огрызается Оля. – Такого сына ты воспитала, да? Хотя чему я удивляюсь. Не только ему. Вам же всем тут очень некогда, всё грызётесь между собой и дела никому нет до неё, как и до ребёночка.

Морщусь от того, как её голос начинает бить по вискам. Какая всё-таки шумная она. И не сказать, что неправа. Но это не значит, что я позволю макать себя и сына в грязь.

– Если бы так было, меня бы здесь не было. Уж прости, что, помимо твоей дочери, у меня есть другие заботы. Смею напомнить, я не сижу дома, как ты, а работаю. Как и мой сын. Мы не можем всё бросить по первому твоему требованию. И порталами не владеем. Приехали, как смогли. Мне и так пришлось просить друга привезти меня сюда, из-за чего он опоздал на свою работу.

– О, так я вам ещё и спасибо должна сказать, что хоть кто-то из вас вообще соизволил явиться? – мигом вскипает Оля. – Хотя именно ваша семейка довела мою дочь до больничной койки!

– Можно подумать, если вы будете кричать об этом на каждом углу, ей сразу же станет лучше, – доносится мрачное за моей спиной.

От Тимура. Мне на плечо ложится его ладонь в качестве поддержки, и я с облегчением выдыхаю. Потому что уже была готова окончательно вспылить и на этой почве наговорить много чего лишнего.

– Ты пришёл, – оборачиваюсь к нему с улыбкой.

– Угу, встретил по пути сюда заведующую отделением, поговорил с ней, – отзывается сын. – Договорился, чтоб в платную палату перевели. Там условия получше, сама знаешь.

– А, так вот чем ты был так сильно занят всё это время, – ехидничает Оля.

– Что-то не устраивает? – холодно отзываюсь я на её сарказм.

– Да. Если считаете, что всё в этом мире можно уладить, всего лишь оплатив больничный счёт, – не сдаётся она и тогда.

Да, господи!

– Твой оплачивать не будем, если что, убедила.

Нет бы радоваться, что жених твоей дочери проявляет заботу и может себе позволить обеспечить ей лучшее лечение, надо обязательно поскандалить по этому поводу. Что за женщина!

– А зачем мне его оплачивать? – язвит мать Дины и тогда. – Или вы и меня до нервного срыва довести планируете?

Хоть и высказывает мне, но смотрит с презрением при этом исключительно на Тимура. Неудивительно, что тот кривится в ответ. А ей и того мало.

– Что, не нравится? – тоже кривит губы женщина. – Мне вот тоже не нравится твоё поведение. Куда подевалась твоя обещанная хвалёная ответственность? Если уж заделал ребёнка моей дочери, так будь уж так любезен, не забывай об этом.

– Это если этот ребёнок вообще мой, – угрюмо отзывается Тимур.

На лице Оли сразу целая гамма эмоций вспыхивает. От чистейшего негодования до растерянности и обратно, к стадии ярости и гнева.

– Что значит, если этот ребёнок вообще твой? – щурится недоверчиво мать Дины. – Чей же ещё?

Черты лица сына становятся угрюмее прежнего. Я фактически кожей ощущаю его боль. Беру за руку, чтобы хоть так поддержать. Не представляю, сколько моральных сил ему стоит прийти сюда и заботиться о той, что предала его. Бедный мой мальчик. Хотя голос по-прежнему звучит ровно, ни единой эмоции не позволяет проскользнуть в него.

– У дочери своей спросите потом, ей виднее.

– Я у тебя спрашиваю. Сказал «А», «Б» тоже говори, – всё больше злится Ольга.

А я вдруг задумываюсь, если ей всё известно, как мы с момента моего появления здесь выяснили, с чего бы ей спрашивать такое теперь?

– Сказал же, ей явно виднее, с кем она ещё успела, кроме меня и моего отца, – огрызается между тем Тимур. – Может, и мой. А может, его. А может, и ещё чей. Анализ ДНК покажет.

Сказав это, он разворачивается и идёт в палату к Дине. Вот тут всю свою воинственность Оля теряет. В голубом взоре полнейшая растерянность отражается, пока она смотрит ему вслед. Несколько раз открывает рот, чтобы что-то сказать, но ни звука произнести не может. Только опять хватается за подоконник в поиске опоры.

– Ты же сказала, всё знаешь, – наблюдаю я за её реакцией, сопоставляя одно с другим. – Тебе Дина рассказала.

– Да, она сказала, что поругалась с Тимуром из-за его родителей, то есть из-за вас, и не знает, где он, они не разговаривают теперь. Потому и попросила не звонить никому из вас, даже Тимуру, несмотря на то, как ей плохо. А выходит… – смотрит на меня теперь уже в чистейшем ужасе. Но недолго. – Да нет, быть такого не может, – качает головой, скатываясь на жалкий шёпот. – Моя дочь совсем не такая, не вертихвостка какая-то…

Вот же!..

Ситуация.

И как-то вся злость на неё резко пропадает из меня. И что ответить ей, не представляю. Она ж бледнеет на глазах. Но и молчать не вариант, раз уж всё так получается.

– Я их сама видела. Вчера вечером, во время помолвки, – отвечаю, одаривая её сочувствующим взглядом.

– Зачем моей дочери путаться с твоим мужем, который ей в отцы годится? – смотрит шокировано на меня. – Да ещё и на помолвке? У неё недостатки, конечно, тоже есть. Все мы неидеальные. Но она же не настолько тупая! – всплёскивает руками. – Нет, ты что-то перепутала, не могло быть такого, – отрицательно качает головой.

– Она не кричала, не звала на помощь, ничего из этого. Просто тихонько лежала