Суд присяжных. Особенности процесса и секреты успешного выступления в прениях - Рубен Валерьевич Маркарьян

Процитировать диалог с места преступления – это и образно, и просто, таким образом вы передаете чужой разговор, чувство, интонацию, при этом не важно, так было на самом деле или нет. Я замечал, наблюдая за совещанием присяжных, что они воспринимают этот речевой прием в моей речи как доказательство из дела.

И никто не поправил присяжного в одном из моих дел, который сказал:

«Вот в материалах дела-то как сказано? Этот говорит: вот, мол, прихвати оружие. А тот-то и согласился!»

Я помню еще одно дело, когда женщину обвиняли в убийстве с особой жестокостью. Она пришла в квартиру к одному парню, который похитил ее дочь. Дочь искали, конечно, но женщина решила сама помочь полиции в поисках, подозревая ее молодого человека (и не напрасно, кстати). Обвинение строилось на том, что она не имела права вершить самосуд. Да, дочь похищена, есть законные способы ее поисков и вызволения, а самосуд творить нельзя. Женщина била парня по голове пепельницей, превратив голову в остатки съеденного арбуза, поэтому следствие квалифицировало ее действия как особо жестокие. Тем более парень не особо сопротивлялся после первого удара, так что о превышении пределов необходимой обороны речь идти не могла. Пришлось говорить об убийстве в состоянии аффекта. Конечно, я говорил о длительной псхитотравмирующей ситуации, вызванной противоправным поведением потерпевшего (как сказано в УК), но такие формулировки, как было сказано выше, мало трогают присяжных, навевая скуку и сон.

Прокурор построил свою речь на осуждении самосуда, не забыв пожалеть женщину, борющуюся за свою дочь, но в то же время изобразив глас народной справедливости: «Да, он виноват, но если каждый начнет творить самосуд… мы ее искренне жалеем, мы понимаем ее чувства, но…». Такие речи понятны присяжным, они – вершители судьбы и разделяют мнение прокурора. Было видно, как в их головах, которыми они одобрительно качали в такт речи прокурора, созревает план – осудить, но признать заслуживающей снисхождения. Покарать, но пожалеть – это самая простая формула для присяжных: и нашим и вашим, остаться строгим, но справедливым и человечным.

На самом деле разница между 20 и 15 годами колонии выражается в 5 годах, но когда подсудимой 55 лет, ей не так уж важно, когда выйти на свободу: в семьдесят или семьдесят пять, жизнь-то прошла. Об этом как раз присяжные задумываются меньше всего, для них главное остаться строгими, но справедливыми. Поэтому, чтобы разрушить этот образ справедливого присяжного, навязанного прокурором, я и использовал прием цитирования, причем сделал это эмоционально. Я описал присяжным картину, как женщина, измученная бессонными ночами в поисках дочери, сломив бездушие полиции, подавшей наконец в розыск ее дитя, сама вышла на преступника и не ошиблась! Вот она видит его, вот он нагло улыбается ей в глаза и говорит, что «знать ничего не знаю, мамаша, вы что?». Вот она хватает первый попавшийся предмет под руки и бьет им его по его наглой ухмылке.

«Где моя дочь?!» – я начал говорить злым тихим голосом, сопровождая каждое следующее слово взмахом руки, имитирующим удар по голове.

Где???!!!

ГДЕ?????!!!!!

ГДЕЕЕ????!!!!!

ГДЕЕЕЕЕЕ????!!!!! – с каждым следующим «ГДЕ!» я повышал голос, и последнее слово, сопровождающееся серией ударов по голове, я уже выкрикнул настолько громко, что присяжные вздрогнули.

Было видно в ходе совещания присяжных, что они услышали эмоцию, они прониклись ею и в результате вынесли вердикт об убийстве в состоянии аффекта, так что женщину отпустили прямо в зале суда за отбытым наказанием во время пребывания под стражей в период следствия.

Еще один интересный элемент цитирования чужой несуществующей речи – это цитирование слов неодушевленного предмета. Я редко использовал этот прием, но он оказался настолько заразителен, что повлек лично для меня написание серии сказок для взрослых (сказок выходного дня), которые читатель сможет прочесть в будущей книге. Думаю, сказки «Символ», «Милый штопор» и «Гусеница и пулемет» повеселят вас после изучения приемов воздействия на присяжных, а заодно напомнят о речевом приеме sermocinatio.

Не могу не привести замечательный пример из речи великого русского оратора С. Андреевского в деле Зайцева: «К сожалению, Зайцев не психолог; он не знал, что, купив после таких мыслей топор, он попадал в кабалу к этой глупой вещи; что топор с этой минуты станет живым, будет безмолвным подстрекателем, будет сам проситься под руку».

3.6. Другие приемы

Кто хочет более подробно изучить речевые приемы, должен обязательно несколько раз с карандашом прочесть книгу П. Сергеича «Искусство речи на суде». Вообще очень нелегко научиться говорить, не стесняясь, тем более в нашем суде, где судья может и перебить, если вас вдруг занесет. Или судье покажется, что занесло. Присяжные вас перебивать не будут, но вот судья… В телевизионном суде и то судья иногда перебивал, а уж что говорить о председательствующем в суде настоящем, у которого есть свое мнение, и в 90 процентах случаев это мнение совпадает с мнением прокурора, поддерживающего обвинение.

Образы, которые возникают в процессе произнесения речи, – это дело опыта. Чем больше вы говорите, тем больше образов и удачных сравнений, речевых оборотов рождается прямо в ходе вашего повествования в прениях.

Как говорил П. Сергеич: «Фигуры, рождающиеся во время произнесения речи, могут быть переданы как придется, как скажутся; непосредственность мысли возместит несовершенство формы; но образ, родившийся на прогулке, за письменным столом, в час бессонницы, должен быть отделан в совершенстве: по содержанию – как богатая картина, где рассчитан каждый эффект освещения и красок; по форме – как образцовый стих великого поэта, где взвешены точность и выразительность каждого слова. Небрежность здесь не должна быть терпима. Подготовленные, но не обработанные до конца и образ, и мысль будут искусственны и могут только раздражать слушателей».

Действительно, лично меня часто выносило на такие удачные речевые обороты, которые я не готовил заранее. Они сами рождались в ходе произнесения речи. Удачные не потому, что они мне нравились (честно говоря, во время произнесения они казались мне чем-то не моим, как будто я слушаю себя со стороны, но потом, когда их повторяли присяжные в комнате для обсуждения вердикта, я понимал, что они действительно удачны, при том что я заранее их не готовил).

Как-то после произнесения речи я вернулся на свое место и во время первой же паузы в съемке подсудимый (профессиональный актер) с неподдельным уважением, если даже не с восторгом в голосе, сказал: «Как