Ренессанс - Уильям Джеймс Дюрант

Девушек из хороших семей держали в относительном уединении от мужчин, не принадлежащих к их собственному дому. Их старательно наставляли в преимуществах добрачного целомудрия, иногда с таким успехом, что мы слышим о молодой женщине, утопившейся после изнасилования. Она, несомненно, была исключительной, так как один епископ предложил воздвигнуть ей статую.21 В римских катакомбах молодая девушка задушила себя, чтобы избежать соблазна; ее тело с триумфом пронесли по улицам Рима с лавровым венцом на голове.22 Тем не менее, добрачных приключений должно было быть немало, иначе трудно было бы объяснить необычайное количество бастардов, которое можно было найти в любом городе Италии эпохи Возрождения. Не иметь бастардов было отличием; иметь их не было серьезным позором; мужчина, женившись, обычно уговаривал жену позволить незаконнорожденному отпрыску войти в семью и воспитываться вместе с ее собственными детьми. Быть бастардом не было большой проблемой; социальное клеймо было почти незначительным; легитимацию можно было получить, смазав церковную руку. При отсутствии законных и компетентных наследников внебрачные сыновья могли наследовать поместье, даже трон, как Ферранте I наследовал Альфонсу I в Неаполе и как Леонелло д'Эсте наследовал Никколо III в Ферраре. Когда Пий II приехал в Феррару в 1459 году, его приняли семь принцев, все незаконнорожденные.23 Соперничество бастардов с законными сыновьями было богатым источником насилия в эпоху Возрождения. Половина новелл посвящена соблазнам; и обычно такие истории женщины читали или слушали, лишь на мгновение опустив глаза. Роберт, епископ Аквинский, ближе к концу XV века назвал нравы молодых людей в своей епархии откровенно развращенными; они объясняли ему, что блуд - не грех, что целомудрие - старомодное табу, а девственность - на исходе.24 Даже у кровосмешения были свои почитатели.

Что касается гомосексуальности, то она стала почти обязательной частью греческого возрождения. Гуманисты писали о нем с некой ученостью, а Ариосто судил, что все они пристрастились к нему. Полициана, Филиппо Строцци и дневникового писателя Санудо вполне обоснованно подозревали в этом;25 Микеланджело, Юлий II и Климент VII были обвинены в этом менее убедительно; Сан-Бернардино нашел в Неаполе так много этого вещества, что пригрозил городу судьбой Содома и Гоморры26.26 Аретино описывал это отклонение как весьма популярное в Риме,27 А сам он, перебиваясь от одной любовницы к другой, просил герцога Мантуанского прислать ему привлекательного мальчика.28 В 1455 году венецианский Совет Десяти официально отметил, "как отвратительный порок содомии умножается в этом городе"; и "чтобы отвратить гнев Божий", он назначил по два человека в каждом квартале Венеции для искоренения этой практики.29 Совет отметил, что некоторые мужчины стали носить женскую одежду, а некоторые женщины - мужскую, и назвал это "разновидностью содомии".30 В 1492 году дворянин и священник, осужденные за гомосексуальные действия, были обезглавлены на Пьяццетте, а их тела публично сожжены.31 Конечно, это были исключительные случаи, и мы не должны делать обобщений; но мы можем предположить, что гомосексуальность была более чем нормальным явлением в Италии эпохи Возрождения вплоть до Контрреформации.

То же самое можно сказать и о проституции. Согласно Инфессуре, который любил нагружать свою статистику против папского Рима, в 1490 году в Риме было 6 800 зарегистрированных проституток, не считая подпольных, при населении около 90 000 человек.32 В Венеции по переписи 1509 года было зарегистрировано 11 654 проститутки при населении около 300 000 человек.33 Один предприимчивый печатник опубликовал "Каталог всех главных и самых почетных куртизанок Венеции, их имена, адреса и плату за услуги".34 На дорогах они часто посещали таверны; в городах они были любимыми гостями молодых клинков и пылких художников. Челлини рассказывает о своем ночлеге с куртизанкой как о ничего не значащем инциденте, а также описывает ужин художников, включая Джулио Романо и его самого, на котором каждый мужчина должен был привести с собой женщину с низким сопротивлением. На более высоком уровне банкир Лоренцо Строцци устроил банкет в 1519 года для четырнадцати человек, включая четырех кардиналов и трех женщин из демимонда.35

По мере роста богатства и утонченности возник спрос на куртизанок, обладавших определенным образованием и социальным обаянием; и как в Афинах Софокла гетеры поднялись, чтобы удовлетворить этот спрос, так и в Риме конца пятнадцатого века и в Венеции шестнадцатого возник класс cortigiane oneste - благородных куртизанок, - которые соперничали с лучшими дамами по одежде, манерам, культуре, даже по гебдомадальной набожности. В то время как более простые проститутки -ortigiane di candela - практиковали в борделях, эти римские гетеры жили в собственных домах, устраивали роскошные развлечения, читали и писали стихи, пели и играли музыку, вели образованные беседы; некоторые собирали картины и статуи, редкие издания и новейшие книги; некоторые содержали литературные салоны. Чтобы не отставать от гуманистов, многие из них брали классические имена - Камилла, Поликсена, Пентезилея, Фаустина, Империя, Туллия. Один скандальный остроумец в понтификат Александра VI написал серию эпиграмм, начав ее с восхваления Девы Марии или святых, а затем, не краснея, продолжил несколькими в честь выдающихся куртизанок своего времени.36 Когда одна из них, Фаустина Манчина, умерла, половина Рима оплакивала ее, и Микеланджело был одним из многих, кто написал сонеты в ее память.37

Самой известной из этих кортицианских онесте была Империя де Кугнатис. Разбогатев благодаря своему покровителю Агостино Чиги, она украсила свой дом роскошной мебелью и произведениями искусства и собрала вокруг себя множество ученых, художников, поэтов и церковников; даже благочестивый Садолето воспевал ей хвалу.38 Вероятно, именно Империю Рафаэль взял в качестве модели для Сафо из своего "Парнаса". Она умерла в расцвете своей красоты в возрасте двадцати шести лет (1511) и получила почетное погребение в церкви Сан-Грегорио, с мраморной гробницей, выгравированной в лучшем лапидарном стиле; полсотни поэтов оплакивали ее в классических элегиях.39 (Ее дочь покончила с собой, не поддавшись соблазну.40) Почти такой же известностью пользовалась Туллия д'Арагона, незаконнорожденная дочь кардинала Арагонского. Ее восхищали золотые волосы и сверкающие глаза, щедрость и небрежность в обращении с деньгами, изящество походки и очарование разговора, ее принимали в Неаполе, Риме, Флоренции и Ферраре как заезжую принцессу. Мантуанский посол в Ферраре описал ее приезд в недипломатичном письме к Изабелле д'Эсте (1537):

Я должен отметить появление среди нас нежной дамы, столь скромной в поведении, столь очаровательной в манерах, что мы не можем не считать ее чем-то божественным. Она поет экспромтом всевозможные арии и мотеты..... В Ферраре нет ни одной дамы, даже Виттория Колонна, герцогиня Пескары, которая могла