История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

пор больше не было возможности собрать для полевой кампании какие-либо другие войска. Каждый день приносил известие о потере какого-нибудь города, Ферфакс уже установил дальнюю блокаду Оксфорда кавалерией, присланной им с запада с этой целью, а также затем, чтобы наблюдать за действиями короля и, если он покинет Оксфорд, преследовать его; вскоре Ферфакс овладел Эксетером и еще несколькими укрепленными пунктами в Девоншире. Их коменданты, не имея явных и очевидных оснований надеяться на чью-либо помощь и к тому же рассчитывая на выгодные условия капитуляции, сочли себя вправе сдаться прежде, чем неприятель доведет их до последней крайности, хотя было замечено, что лучшие и более почетные условия получали только те, кто защищал вверенные им крепости вплоть до того момента, когда провианта у них оставалось не более, чем на сутки, о чем мы подробнее расскажем ниже.

Таким образом, Ферфакс был уже в трех переходах от Оксфорда, когда король еще не выехал из него и даже не решил окончательно, что ему следует делать. Несколько ранее король послал сказать двум старшим командирам, осуществлявшим дальнюю блокаду Оксфорда, что если они обяжутся честным словом (слишком ненадежная гарантия безопасности со стороны людей, уже успевших нарушить столько клятв!) немедленно препроводить его к Парламенту, то он предаст себя в их руки: король, под влиянием прежних внушений, все еще держался хорошего мнения о лондонском Сити и был бы не прочь оказаться именно там. Офицеры, однако, не пожелали дать ему подобного обязательства; вдобавок были приняты все меры, чтобы король не смог попасть в Лондон, для чего подступы к нему были прикрыты крепкой стражей. Что же оставалось делать королю? Одной вещи он более всего страшился и твердо решил избежать, а именно оказаться запертым в Оксфорде, а затем быть выданным при капитуляции города или взятым в плен индепендентской армией, от которой, как все его предупреждали, ему следовало ожидать самого варварского обращения.

Находясь в столь затруднительном положении, король решил предаться в руки шотландской армии — от полного доверия к которой, однако, он был настолько далек, что не сообщил шотландцам заранее о своем приезде и не попросил выслать ему навстречу обещанный отряд кавалерии. Вместо этого он выехал из Оксфорда ранним утром 27 апреля, сопровождаемый лишь Джоном Ашбурнемом и одним духовным лицом, неким Хадсоном, который превосходно знал все главные и проселочные дороги и оказался отличным проводником. В их обществе он и покинул Оксфорд в понедельник, оставив тех из членов Совета, которые знали о его отъезде, в полном неведении о том, направится ли он теперь в шотландскую армию или же попробует тайно попасть в Лондон и оставаться там, не обнаруживая своего присутствия до тех пор, пока не определит для себя наилучший образ дальнейших действий. Впрочем, все полагали, что король сам не имел еще тогда твердого решения на сей счет, доказательством чему служит то обстоятельство, что о его местонахождении стало известно лишь на девятый день по оставлении им Оксфорда, так что Ферфакс, подступивший к Оксфорду на пятый день по отъезде короля, успел начать осаду и устроить циркумваллационную линию прежде, чем узнал, что король уже в шотландской армии. Король же побывал за это время в разных местах, в том числе в усадьбах некоторых джентльменов; он хотел добыть сведения о положении маркиза Монтроза и — это было сильнейшее его желание — отыскать безопасный путь к нему; но в конце концов отправился в шотландскую армию под Ньюарком, послав сказать Монтрелю, чтобы тот выехал ему навстречу.

Ранним утром король явился на квартиру шотландского главнокомандующего и открыл ему свою личность, а тот, чувствуя (или изображая) крайнее изумление и смущение при виде Его Величества и не зная, что сказать, немедленно сообщил о прибытия короля комиссарам, которые растерялись ничуть не меньше. Тотчас же послали курьера в Вестминстер, чтобы уведомить о случившемся английский Парламент и представить дело так, будто сами шотландцы не ожидали ничего подобного. Известие это привело Палаты в такое смятение, что поначалу они решили отдать своему главнокомандующему приказание снять осаду Оксфорда и, не теряя времени, идти к Ньюарку; однако шотландские комиссары в Лондоне отговорили их от этого шага, заверив, что шотландские войска будут строго повиноваться их, комиссаров, распоряжениям. В итоге Палаты ограничились краткой депешей, из которой явствовала их убежденность в том, что король прибыл к шотландцам по приглашению, а не по собственному почину, и в которой говорилось, что вскоре английская армия получит от Парламента дальнейшие указания, а пока она должна принять все меры, чтобы король не отправился куда-нибудь еще. В шотландской же армии всячески старались выказывать в обращении с королем единственно лишь учтивость и глубокое почтение, намеренно избегая любых выражений любви и подчинения, а потому главнокомандующий никогда не обращался к нему за указаниями или распоряжениями и не позволял своим офицерам бывать у Его Величества и о чем-либо с ним беседовать. На Монтреля шотландцы смотрели косо, как на человека, который без их согласия поставил их в столь неудобное положение, но он не боялся прямо и открыто напоминать им о том, что произошло между ними ранее, о данных ими обещаниях и о взятых на себя обязательствах. И, однако, хотя король был недоволен тем, как с ним обходились, он все еще опасался, что Ферфакс может немедленно получить приказ оставить все прочие предприятия и подойти со своей армией еще ближе к шотландской (хотя они уже стояли совсем рядом), а потому он тотчас же велел лорду Беласису сдать Ньюарк, чтобы шотландцы поскорее двинулись на север (что они и сами собирались сделать); и когда Беласис на почетных условиях сдал эту крепость (которая могла бы продержаться еще несколько месяцев против такого противника), шотландцы спешно выступили к Ньюкаслу, чему король был весьма рад, хотя с ним самим шотландцы обращались как прежде, строго следя, чтобы н не мог общаться ни с кем, кроме хорошо известных им лиц, а тем более получать от кого-либо письма.

В ту пору многие обратили внимание, что впервые это поразительное известие было обнародовано с церковной кафедры, и по тому, какой текст избрал своей темой проповедник, паства получила возможность судить, какими вероятнее всего станут следующие меры Парламента или государственного совета. Первая проповедь, читанная в присутствии короля после выступления армии из Ньюарка в Ньюкасл, основывалась на стихах 41-43 главы 19 2-й книги Самуила:

41. И вот, все Израильтяне пришли к царю и сказали царю: зачем братья наши, мужи Иудины, похитили тебя и проводили царя и