Наше восточное наследие - Уильям Джеймс Дюрант

В королевстве умножение запретов увеличивает бедность народа. Чем больше у людей орудий для увеличения прибыли, тем больше беспорядка в государстве и роду; чем больше у людей хитрости, тем больше появляется странных приспособлений; чем больше проявлений законодательства, тем больше воров и грабителей. Поэтому один мудрец сказал: "Я ничего не буду делать, и люди сами собой преобразятся; я буду любить молчать, и люди сами собой исправятся. Я не буду беспокоиться об этом, и люди сами по себе станут богатыми; я не буду проявлять честолюбия, и люди сами по себе достигнут первобытной простоты. . . .

В маленьком государстве с небольшим населением я бы так распорядился, что, хотя в нем были бы люди со способностями десяти или ста человек, для них не нашлось бы работы; я бы заставил людей, хотя и смотреть на смерть как на тягостную вещь, все же не удаляться куда-либо (чтобы избежать ее). Хотя у них были лодки и кареты, они не должны были ездить в них; хотя у них были шубы и острое оружие, они не должны были надевать их или пользоваться ими. Я бы заставил людей вернуться к использованию узелковых шнуров.* Они должны считать свою (грубую) пищу сладкой, свою (простую) одежду красивой, свои (бедные) жилища местами отдыха, а свои общие пути источниками наслаждения. В пределах видимости должно быть соседнее государство, и голоса птиц и собак должны быть слышны на всем пути от него к нам; но я хотел бы, чтобы люди до старости, даже до смерти, не вступали с ним в сношения".42

Но что же это за природа, которую Лао-цзы хочет принять в качестве своего проводника? Старый мастер проводит такое же резкое различие между природой и цивилизацией, как Руссо в той галерее отголосков, которую называют "современной мыслью". Природа - это естественная активность, безмолвное течение традиционных событий, величественный порядок времен года и неба; это Дао, или Путь, пример и воплощение которого есть в каждом ручье, скале и звезде; это тот беспристрастный, безличный и в то же время рациональный закон вещей, которому должен соответствовать закон поведения, если люди хотят жить в мудрости и мире. Этот закон вещей - дао, или путь Вселенной, так же как закон поведения - дао, или путь жизни; на самом деле, считает Лао-цзы, оба дао едины, и человеческая жизнь, в ее существенном и благотворном ритме, является частью ритма мира. В этом космическом Дао объединены все законы природы и образуют спинозистскую субстанцию всей реальности; в нем находят свое место все природные формы и разновидности, встречаются все кажущиеся различия и противоречия; это Абсолют, в котором все частности разрешаются в одно гегелевское единство43

В древние времена, говорит Лао, природа создала людей и жизнь простой и мирной, и весь мир был счастлив. Но потом люди достигли "знания", усложнили жизнь изобретениями, потеряли всю умственную и нравственную невинность, переселились с полей в города и стали писать книги; отсюда все несчастья людей и слезы философов. Мудрый человек избегает этой городской сложности, этого развращающего и усыпляющего лабиринта закона и цивилизации и скрывается на лоне природы, вдали от городов, книг, продажных чиновников и тщеславных реформаторов. Секрет мудрости и спокойной удовлетворенности, которая является единственным прочным счастьем, которое может обрести человек, - это стоическая покорность природе, отказ от всякого артистизма и интеллекта, доверчивое принятие природных императивов в инстинктах и чувствах, скромное подражание безмолвным путям природы. Возможно, в литературе нет более мудрого высказывания, чем это:

Все вещи в природе работают беззвучно. Они появляются на свет и ничем не владеют. Они выполняют свои функции и ни на что не претендуют. Все вещи одинаково выполняют свою работу, а затем мы видим, как они затихают. Когда они достигают своего расцвета, каждая из них возвращается к своему истоку. Возвращение к своему истоку означает покой, или исполнение судьбы. Это возвращение - вечный закон. Знать этот закон - мудрость.44

Спокойствие, своего рода философское бездействие, отказ от вмешательства в естественный ход вещей - признак мудрого человека в любой области. Если государство в беспорядке, правильнее всего не реформировать его, а сделать свою жизнь упорядоченным исполнением долга; если встречается сопротивление, мудрее всего не ссориться, не воевать, а молча отступить и победить, если вообще победить, путем уступки и терпения; пассивность побеждает чаще, чем действие. Здесь Лао-цзы говорит почти с акцентом Христа:

Если вы не будете ссориться, то никто на земле не сможет с вами поссориться. . . . Восполняйте обиду добротой. . . . К тем, кто добр, я добр, и к тем, кто не добр, я тоже добр; таким образом (все) становятся добрыми. К тем, кто искренен, я искренен, и к тем, кто не искренен, я также искренен; и таким образом (все) становятся искренними. . . . Самая мягкая вещь в мире сталкивается с самой твердой и побеждает ее. . . Нет в мире ничего мягче и слабее воды, и все же для нападения на вещи твердые и сильные нет ничего, что могло бы превзойти ее.*45

Все эти доктрины достигают кульминации в концепции мудреца Лао. Для китайской мысли характерно, что она говорит не о святых, а о мудрецах, не столько о доброте, сколько о мудрости; для китайцев идеалом является не набожный почитатель, а зрелый и спокойный ум, человек, который, хотя и может занимать высокое положение в мире, удаляется в простоту и тишину. Молчание - начало мудрости. Даже о Дао и мудрости мудрец не говорит, ибо мудрость никогда не передается словами, только примером и опытом. "Тот, кто знает (Путь), не говорит о нем; тот, кто говорит о нем, не знает его. Тот (кто знает его) будет держать рот на замке и закроет ноздри свои".47 Мудрец скромен, ибо в пятьдесят лет† человек должен был понять относительность знаний и бренность мудрости; если мудрец знает больше других людей, он старается скрыть это; "он умерит свою яркость и приведет себя в согласие с неясностью (других)";49 Он соглашается скорее с простыми, чем с учеными, и не страдает от инстинкта противоречия новичка. Он не придает значения богатству или власти, но сводит свои желания к почти буддийскому минимуму:

У меня нет ничего, чем бы я дорожил; я хочу, чтобы мое сердце было полностью покорено, опустошено до пустоты. . . . Состояние пустоты должно быть доведено до крайней степени, а состояние неподвижности должно охраняться с неустанной энергией. .