Век Вольтера - Уильям Джеймс Дюрант

Его друзья Гаспар Монж и Адриен Лежандр перенесли в XIX век те математические исследования, которые заложили основы промышленного прогресса. Работы Лежандра (1752–1833) относятся к эпохе после революции; мы лишь приветствуем его на нашем пути. Монж был сыном торговца и точильщика ножей; наше представление о французской бедности меняется, когда мы видим, как этот простой рабочий отправляет трех сыновей в колледж. Гаспар занимал все призовые места в школе. В четырнадцать лет он построил пожарную машину; в шестнадцать он отклонил приглашение своих учителей-иезуитов вступить в их орден; вместо этого он стал профессором физики и математики в Военной школе в Мезьере. Там он сформулировал принципы начертательной геометрии — системы представления трехмерных фигур на одной начертательной плоскости. Эта процедура оказалась настолько полезной при проектировании укреплений и других сооружений, что в течение пятнадцати лет французская армия запрещала ему публично разглашать ее. Затем (в 1794 году) ему разрешили преподавать ее в Нормальной школе в Париже. Лагранж, посетив его лекцию, изумился, как мольеровский Журден: «До того как я услышал Монжа, я не знал, что знаю начертательную геометрию». Монж сослужил хорошую службу пострадавшей республике и дослужился до должности морского министра. Наполеон поручал ему множество конфиденциальных миссий. После реставрации Бурбонов Монж оказался в беззащитности и нищете. Когда он умер (1818), его студентам Политехнической школы запретили присутствовать на его похоронах. На следующее утро они в полном составе отправились на кладбище и возложили венок на его могилу.

III. ФИЗИКА

Математика развивалась потому, что была основным и незаменимым инструментом всей науки, сводя опыт и эксперимент к количественным формулировкам, позволяющим точно предсказывать и практически управлять. Первым шагом было применение ее к материи в целом: открытие закономерностей и установление «законов» энергии, движения, тепла, звука, света, магнетизма, электричества; здесь было достаточно загадок, которые ждали своего исследования.

Пьер Луи Моро де Мопертюи оставил карьеру во французской армии, чтобы посвятить себя науке. Он опередил Вольтера, представив Ньютона во Франции, а также оценив и обучив мадам дю Шатле. В 1736 году, как мы увидим, он руководил экспедицией в Лапландию для измерения градуса меридиана. В 1740 году он принял приглашение посетить Фридриха II; он последовал за Фридрихом в битву при Мольвице (1741), попал в плен к австрийцам, но вскоре был освобожден. В 1745 году он стал членом Академии наук в Берлине, а через год — ее президентом. В Парижской академии наук в 1744 году и в Берлинской академии в 1746 году он изложил свой принцип наименьшего действия: «Всякий раз, когда в природе происходит какое-либо изменение, количество действия, используемого для этого изменения, всегда наименьшее из возможных». Это, по его мнению, доказывает наличие рационального порядка в природе, а значит, и существование рационального Бога. Эйлер и Лагранж развили этот принцип, а в наше время он сыграл свою роль в квантовой теории. В «Эссе по космологии» (1750) Мопертюи возродил неистребимую ересь: признавая в природе замысел, он признавался, что видит в ней также признаки глупости или зла, как будто демон соперничает с благосклонным божеством в управлении космосом. Мопертюи мог бы согласиться со своим безжалостным врагом Вольтером, что Святому Августину следовало бы оставаться манихеем.

Мы уже отмечали, что рождение д'Алембера стало результатом случайной связи артиллериста и бывшей монахини. Парижская полиция нашла его в возрасте нескольких часов на ступенях церкви Сен-Жан-ле-Ронд (1717); они окрестили его Жаном Батистом Ле Рондом и отправили к кормилице в деревню. Его отец, шевалье Дестуш, взял его на воспитание, дал ему (по неизвестным нам причинам) фамилию д'Арембер и заплатил мадам Руссо, жене стекольщика, чтобы она усыновила ребенка. Она оказалась образцовой мачехой, а Жан — образцовым и очень развитым мальчиком. Когда ему исполнилось семь лет, отец с гордостью показал его матери, мадам де Тенсин, но та решила, что, приняв его, помешает ее карьере любовницы и салонной хозяйки. Насколько нам известно, она ничего не вкладывала в его содержание, но шевалье перед смертью в 1726 году оставил ему ренту в двенадцать сотен ливров.

Жан учился в Коллеже четырех наций, затем в Парижском университете, где получил диплом юриста. Там, около 1738 года, он сменил свою фамилию с д'Арембер на д'Алембер. Устав от юриспруденции, он обратился к медицине, но случайный интерес к математике превратился в страсть: «Математика, — говорил он, — стала для меня моей любовницей». До сорока восьми лет он продолжал жить с мадам Руссо, с благодарностью глядя на нее как на свою единственную мать. Она считала позорным, что мужчина должен так отдаваться учебе и не проявлять никакого хозяйственного зуда. «Вы никогда не станете ничем лучше философа», — скорбела она, добавляя: «А что такое философ? Это безумец, который мучается всю жизнь, чтобы люди говорили о нем, когда он умрет».

Вероятно, его побудительными мотивами были не желание посмертной славы, а гордое соперничество с признанными учеными и тот бобровый инстинкт, который доставляет удовольствие строить, наводить порядок в хаосе материалов или идей. Как бы то ни было, в двадцать два года он начал подавать работы в Академию наук: одну — по интегральному исчислению (1739), другую — по преломлению света (1741); в ней было дано самое раннее объяснение изгибания световых лучей при переходе из одной жидкости в другую большей плотности; за это Академия приняла его в члены «адъюнкт». Два года спустя он опубликовал свой главный научный труд, Traité de dynamique, который стремился свести к математическим уравнениям все проблемы материи в движении; он предвосхитил на сорок два года превосходную «Аналитическую механику» Лагранжа; он сохраняет историческое значение, поскольку в нем сформулирована основная теорема, известная сейчас как «принцип д'Алембера», слишком техническая для нашего общего восприятия, но чрезвычайно полезная в механических расчетах. Он применил его в «Трактате о равновесии и движении жидкостей» (1744); это произвело такое впечатление на Академию, что она назначила ему пенсию в пятьсот ливров, что, должно быть, обрадовало мадам Руссо.

Частично основываясь на своем принципе, частично на оригинальном уравнении в калькуляции, д'Алембер пришел