Война, погубившая Россию. Записки премьер-министра Великобритании - Дэвид Ллойд Джордж

были приняты предосторожности и чтобы мир был заключен на условиях, соответствующих жертвам и достижениям германского народа и армии. Необходимо также, чтобы мир усилил нас материально и дал нам столь сильные границы, чтобы, наши противники побоялись затевать войну о ближайшем, будущем.

Во всех дискуссиях под председательством Вашего Величества совместно с канцлером мы указывали на важность защищенных границ, как на жизненный вопрос для Германии. Сомнительно, будут ли достигнуты такие границы, и это меня сильно беспокоит…'

Затем в письме следуют длинные жалобы на то, что взгляды штаба и армии относительно Австрии, Литвы и Польши не учитываются. Гинденбург особенно негодовал на уступку Австрии в польском вопросе. Указывая на критику армии со стороны, он зловеще добавляет: «Я не могу подавить опасения, что самый характер переговоров и результаты Бреста окажут неблагоприятное влияние на настроение армии».

Наиболее важным параграфом из всего письма является следующий:

'Настроение армии в настоящее время подвергается большому испытанию. Чтобы обеспечить себе то мировое политическое и экономическое положение, какое нам нужно, мы должны разбить западные державы. Поэтому Ваше Величество отдали приказ о наступлении на западе. Это означает, что потребуются величайшие усилия и величайшие жертвы. После того что произошло в Бресте, я сомневаюсь, получим ли мы при заключении мира победу, которой требует наше господство и которая была бы достойна наших жертв. В этом случае неизбежно ужасное разочарование для вернувшейся домой армии и для народа, который должен будет нести бремя чудовищных налогов…

Я твердо убежден, что наше мнение согласно с идеей укрепления монархии и господства Германии, в то время как победа противоположного мнения может только низвести Германию с той высоты, на которую подняли ее Вапте Величество и Ваши августейшие предки'.

После опубликования речи президента Вильсона с его знаменитыми 14 пунктами о мире и моей речи по этому поводу германскому канцлеру графу Гертлингу и графу Чернину было поручено составить ответ от имени нашего противника. 24 января граф Гертлинг выступал в рейхстаге и после ссылки на брест-литовские переговоры, сказал:

'За последнее время государственные деятели враждебных стран, как вы все знаете, опубликовали две декларации. Я имею в виду речь английского министра г. Ллойд Джорджа от 5 января и послание президента Вильсона, опубликованное им на следующий день. Я охотно признаю, что г. Ллойд Джордж переменил тон. Он не употребляет больше бранных слов, и таким образом кажется, что он хочет снова выступить с претензией на умение вести дипломатические переговоры, на что я уже потерял всякую надежду.

Я не могу идти так далеко, как некоторые лица в нейтральных странах, которые видят в речи Ллойд Джорджа искреннее желание мира и даже дружественный нам дух. Правда, он заявил, что он не желает разрушать Германию и что он никогда этого не желал. Он даже находит слова для того, чтобы выразить уважение к нашей экономике, политике и культуре, но у него нет недостатка и в других выражениях, и между строк можно прочесть убеждение в том. что он имеет право быть судьей в деле по обвинению Германии во всех видах преступлений.

Таков смысл этого выступления, господа, с которым нам, естественно, нечего делать и в котором мы пока не можем усмотреть никаких следов искреннего желания мира. Предполагается, что мы преступники, которых в настоящее время расположена судить Антанта'.

* * *

Затем граф Гертлинг перешел к подробно разработанной защите линии поведения Германии в войне и изложил причины упорства Германии в вопросе об Эльзас-Лотарингии. Его заявление о том, что Германия не расстанется с этими провинциями, было встречено в рейхстаге громким «ура».

«Оккупированные части Франции являются залогом в наших руках. Насильственная аннексия не является составной частью официальной германской политики. Условия и способ эвакуации этих территорий с учетом жизненных интересов Германии должны быть согласованы между Германией и Францией. Я могу только еще раз твердо заявить, что никогда не может быть поставлен вопрос об отделении имперских провинций. Мы никогда не позволим нашим врагам отнять у нас Эльзас-Лотарингию хотя бы и под прикрытием красивых фраз. Эльзас-Лотарингия все более и более срастается с германской жизнью, вполне удовлетворительно развивается экономически, и для 87 % ее населения родным языком является немецкий (громкие аплодисменты)».

Эти слова означали, что нет основания надеяться на мир. Даже провинции Франции, оккупированные немцами во время войны, возвращались только на каких-то «условиях».

Что касается России и Польши, то нам было грубо сказано Гертлингом, чтобы мы не вмешивались не в свое дело;

'Государства Антанты отказались присоединиться к переговорам, в то время как к ним обращались по взаимному согласию Россия и четыре союзные державы. Поэтому всякое вмешательство Антанты в настоящее время я должен отклонить от имени последних. Вопросы, с этим связанные, затрагивают только интересы России и четырех союзных держав.

Не Антанта, которая не находила ничего, кроме малозначащих обещаний для Польши и до войны никогда не защищала ее от России, а Германская империя и Австро-Венгрия освободили Польшу от царского режима, который подавлял ее наинональную индивидуальность. Поэтому следует предоставить Германии, Австро-Венгрии и Польше придти к соглашению о будущей политической организации этой страны. Мы хорошо справляемся с этой задачей, как то показывают переговоры и декларации прошлого года'.

Окончательным ударом для всякой надежды на мир было отношение Гертлинга к Бельгии:

«Что касается бельгийского вопроса, то мои предшественники по должности неоднократно заявляли, что никогда во время войны насильственная аннексия Бельгии Германской империей не была частью германской политической программы. Бельгийский вопрос относится к комплексу тех вопросов, детали которых будут урегулированы во время мирных переговоров. До тех пор, пока наши враги не признают безоговорочно положения, что целостность территории Германии и ее союзников представляет единственную возможную основу для мирных переговоров, я должен придерживаться того взгляда, которого всегда держался до настоящего времени, и должен отклонить всякое обсуждение бельгийского вопроса, пока не будет общей дискуссии».

Итальянские претензии он считал вопросом, касающимся только Австрии. Судьба арабов в Месопотамии и арабов и евреев в Палестине была исключительно делом турок. Турки ничего не сказали по этому поводу.

Из письма Гннденбурга и из речи Гертлинга видно, что германцы не были расположены обсуждать сколько-нибудь приемлемые условия мира. Они были уверены в победе. Действительные взгляды Гертлинга становятся яснее к концу его речи:

«Можете поверить мне, когда я утверждаю, что наше военное положение никогда не было столь благоприятным, как теперь. Высокоодаренные вожди нашей армии смотрят на будущее с нисколько не уменьшившейся уверенностью в победе. Во