Воины СВО. Воронежцы. Книга славы и памяти - Михаил Иванович Федоров

Мы вышли на связь с командованием и сообщили, что выбрались, ждём БК. Нам приказали ждать окончания артобстрела. И мы разошлись по длинному окопу, где, лёжа прямо на голой земле, пытались хоть немного отдохнуть.

Ожидание становилось мучительным.

Шла очередная ночь противостояния в лесничестве.

БК, еду и воду нам так и не смогли подвезти. Был ли причиной тому артобстрел или какую-то часть унесла себе пехота на тыловые позиции, сейчас уже нет смысла обсуждать. Факт остаётся фактом. Рацион нашего взвода по-прежнему состоял из половины стакана воды. Максимум ребята смогли добыть себе пару галет.

Спали прямо так, на голой земле вдоль окопа – блиндажи просто не были рассчитаны на тридцать с лишним человек. Да и к тому же были заняты пехотой. Теплой одежды, спальников и прочего не было. Погода ухудшалась – начался противный дождь. Часть неба при этом была абсолютно ясной. Я лежал в трофейной дубленке, подложив под голову каску, и смотрел на прекрасное звёздное небо Незалежной. Колено напоминало о себе при каждом движении, поэтому старался не шевелиться. Ребята массово кашляли. Пневмония не заставила себя долго ждать. Я знал, что после этого выхода свалятся все. Вопрос лишь времени.

К слову, о звёздах – как житель мегаполиса, световое загрязнение в котором огромно, я редко могу насладиться красотой созерцания звёзд, поэтому усыпанное ими почти без пробелов небо здесь меня завораживало.

Оно было прекрасным. Ни звуки арты, ни кашель и радиопереговоры не мешали мне наслаждаться звёздами. А с другой стороны, я даже начал получать определенное тактильное удовольствие от крупных капель дождя, мягко падающих на лицо. Дождь, словно очищающий небесный душ, смывал с наших лиц весь ужас минувших дней. Бронежилет пришлось снять, так как пластины замёрзли и можно было застудить себе все внутренности.

Два бойца и вовсе бредили от температуры и тряслись от озноба, но никто не жаловался. Таковы издержки любого конфликта.

Через пару часов меня вызвал один из командиров. Попрощавшись со звездным небом, я встал и прихрамывая пошел в командирский блиндаж.

Была поставлена задача вернуться под покровом ночи на прошлую позицию и небольшой группой проползти к позиции Ворона при поддержке пехоты. И если мы не сможем ее взять, то хотя бы уничтожить гранатомётами. Уничтожение позиции создало бы для нас буферную серую зону, что являлось единственным правильным решением. Командование по рации требовало запрыгивать в окоп под прикрытием и вести ближний бой, но это физически было невозможно сделать.

Моя задача была прикрыть ребят, для чего мне вновь дали эту мобилизованную снайперскую винтовку. Оценив БК и забрав у части ребят их магазины, мы выдвинулись в ночь небольшой группой на выполнение задания. Кто-то ещё спал, кто-то бредил, кашлял, но остальные провожали нас братскими взглядами, пока наша небольшая группа не растворилась в темноте и дожде на враждебной земле.

Мы выдвинулись вперёд.

… Дождь сопровождал нас всю дорогу до крайней позиции, как будто пытаясь отговорить от нашей затеи. Погода не на шутку разгулялась. Моя трофейная дублёнка промокла насквозь и вместе с ледяными пластинами брони тянула к земле. Наша небольшая группа дошла до позиции, мы коротко переговорили с пехотой и отправились медленными шагами в сторону этой проклятой лесной просеки, где нашли свою смерть разведчики соседнего полка. И где мы уже несколько дней безуспешно решали “территориальный спор” с противником.

Темнота поглотила лес. Нам приходилось останавливаться почти каждую минуту, чтобы ориентироваться. Фактически мы шли на ощупь. Пока старший группы сверял ориентиры, мы распределялись по периметру и просматривали в тепловизоры возможного противника.

Дорога занимала очень много времени. Шли с риском нарваться на растяжку, мину, засаду или выстрел из темноты. Часть пути решено было пройти ползком, чтобы подобраться к более-менее удачной позиции для выстрелов из реактивных огнеметов, известных как “Шмель”. Мое колено заныло сильнее всего за сутки. Я понимал, что, если отстану от группы, мне придется спрятаться в лесу до утра.

Мы поползли. Звуки вокруг полностью перекрывались шумом дождя, что нам было только на руку, так как противник боялся темноты. Но и обзор был нулевой из-за кромешной тьмы и дождя, поэтому я не представлял, как ребята смогут произвести такой тяжёлый и точный выстрел в таких условиях. Все вокруг слилось в один поток, и ползти нам приходилось, как и до этого идти, – на ощупь. Вода стекала по шлемам и каскам, попадая на лицо и полностью закрывая обзор.

Мы остановились перевести дыхание. Я опрокинулся на спину, полностью покрытый грязью, глиной и листьями. Начал пробивать озноб, вызванный сильным холодом. Может, и температурой. Я уже не понимал, чем.

Смотря на этот водопад с небес, я пытался отогнать противную и скользкую мысль о какой-то обречённости. Стараясь перевести мысли на что-либо иное, я внезапно вспомнил роман “Дюна” и отрывок из него: “Мир держится на четырех ногах: знание мудрых, справедливость великих, молитвы праведных, доблесть храбрых”. Если первые две вещи и не были присущи нашему командованию и этому месту, то последние две – вполне.

Молитвы праведных, обращенные к Богу ежедневно, поддерживают нас, а лишать мир доблести храбрых я не имел права. Прогнав обречённость, я собрался с силами, и, дождавшись команды, мы поползли дальше, навстречу судьбе, кромешной темноте и неизвестности. Ведь мир держится на доблести храбрых.

Я криво улыбнулся сам себе и, сжав винтовку посильнее, присоединился к движению.

Мы ползли почти 30 минут в быстром темпе, когда старший группы жестом показал остановиться. Расслышать что-либо было невозможно из-за ливня, но это значило, что мы прибыли к нужной точке, отмеченной ранее на карте. Пару раз в ходе передвижения на остановках мы наблюдали в тепловизор относительно недалеко от нас разведдозоры противника, скрывающиеся в блиндажах. Погода им не нравилась, и они старались лучше спрятаться от нее, пренебрегая маскировкой.

Сейчас же вокруг было пусто. В тепловизор просматривались только позиция Ворона и укрывающиеся там одинокие противники.

Мне дали жест рукой: “Наблюдай”. Я кивнул и, подумав: “Легче сказать, чем сделать”, попытался стереть грязь с лица. Стало только хуже, она осела на ресницах. Подняв лицо к небу и дав дождю себя умыть, я тревожно всматривался в быстро садившийся тепловизор: рассмотреть что-либо в обычную оптику было невозможно. Стрелять я буду интуитивно, на вспышки, звук и предположения.

Со мной остался один из бойцов. Он нервно оглядывался по сторонам в ночник, пока остальные отползли чуть вперёд и